вот здесь я писала про "Лакомый кусок" ДДМ/Джаред ну вот, в том же посте есть восхитительное продолжение "Гордиев узел" ДДМ/Дженсен. спойлер Дженс - яркий пример командующего боттома, я к месту и не к месту употребляю это выражение, но тут именно так - и Дженсен здесь такой сука, ащщщ, ревнивый, мстительный, и ужасно понравилось, как он в финале спал, тихо, умиротворенно, почему-то это так вот - правильно показалось. натрахался, дал в морду и типа, успокоился народ там требует продолжения, тройничок, но не верю я, имхо, что они втроем могут договориться)) вот серьезно - не те характеры.
зы. реверс читать буду, читать дальшено не все подряд. что понравится, буду в отдельный пост собирать. но это чисто то, что по настроению ляжет, например, сейчас вовсе не хочется - пафоса, драмы, а завтра, может, как раз чтонить страдательного захочется.
Название: Тепло уходящего лета Автор: ValkiriyaV Артеры: красный шапк, Imaridin Бета: Del Категория: джен Персонажи: Дженсен, Джаред, Женевьев, Дэннил Жанр: AU, RPS Рейтинг: R Предупреждения: Возраст героев изменен, Джареду 41, Дженсену 45 Саммари: Когда полжизни позади, что вспомнишь ты?
читать дальше Джаред проснулся в шесть, и некоторое время смотрел в потолок, медленно возвращаясь из мира снов в реальность. Привычка вставать каждый день в одно и то же время появилась давно, еще в армии, да так и осталась, как и многие другие привычки, вроде пробежки, зарядки, незаметные, вросшие в него намертво. Джаред, еще находясь между сном и явью, улыбнулся, вспомнив, как ненавидел до армии рано вставать, и снова поймал себя на том, что вспоминает. Примерно с прошлогоднего юбилея его начали преследовать воспоминания, и это казалось немного тревожным признаком – ну кто задумывается о прошлом? Старики, а он еще себя таким совсем не чувствовал. Но воспоминания лезли в голову, все время, вот и сейчас, начав анализировать свои привычки, он вспомнил, как взбунтовавшимся молокососом подписал контракт на три года в СВА, и как всхлипывала мать, а разгневанный отец орал на весь дом: «Упрямый щенок! У тебя на лбу написаны двести проходных, какая тебе, на хрен, армия?! Если через полгода не прибьют, через три точно выбьют все мозги! Станешь как и все они, тупым качком, и никакой учебы, вся жизнь коту под хвост!» Орал отец долго, а Джаред забаррикадировался в своей комнате и на стук в двери и ругань не реагировал, твердо решив отсидеться, пока отец не выпустит пар.
И невольно смотрел на себя из под длинной челки в зеркало – отражался там нескладный, длинный, тощий и прыщавый парень. В нем и правда ничего не было от бравых вояк СВА, загорелых, рекламно-улыбчивых, широкоплечих. Он выглядел как настоящий ботаник. И хотел исправить это. Упрямый? Пусть, но он станет таким, что никто не назовет его больше задохликом и заучкой.
Джаред потянулся со сладким стоном, окончательно просыпаясь. Сильное тело уже требовало движения, и его готовность служить хозяину дарила еще одну маленькую радость жизни.
Джаред повернулся на бок и, забавляясь, коснулся пальцем носа спящей Женевьев. Жена заворчала сонно, и зарылась поглубже в одеяло, Джаред со смехом откинул его и звучно чмокнул Женевьев опять же в нос. Она, не отрывая глаз, состроила умилительную рожицу – я тебя люблю, но отстань, пожалуйста, я не такая ранняя пташка как ты, и да, я помню, что сегодня особенный день – а вслух только пробормотала:
– С днем…
Джаред помнил, что сегодня не обычный день. Где-то на задворках сознания, удерживал это знание, но с бормотанием жены сразу навалилась на него лавиной куча радостных и грустных воспоминаний, и снова вспомнилось главное – то радостное ожидание, с каким он жил уже несколько дней.
– Дженс обещал в этот раз!
Выпалил, как мальчишка, ликующе и счастливо, и тут же вспомнил, как и не раз за эти последние дни прошлый свой юбилейный день рождения. Дженсен год назад приехать не смог, но подарок сделал такой, что Джаред ощутил внимание друга, оно было плотным и осязаемым. В то утро курьер уже поджидал его, когда он вышел на пробежку в шесть утра. Курьер был отчего-то в парадной форме СВА, сконфуженно оттарабанил поздравительную речь и был таков. Заинтригованный, Джаред отложил пробежку, чтобы рассмотреть посылку. В подарочном пакете обнаружилась подробная инструкция по сборке военной машины, амфибии Кай-Ли741, на которой Джаред служил в далекой юности. Самого конструктора, который Джаред так долго мечтал заполучить, в пакете не было, только одна деталь. А еще открытка, где почерком Дженсена было написано всего несколько слов: ну что, чувак, соберем машинку?
Восторженным ревом он чуть не перебудил весь дом, а потом весь день, с интервалом в полчаса, приходили курьеры и приносили остальные части модели. Курьеры были разные, то высоченная блондинка в роскошном вечернем платье, то делец в золоченых очках, и у Джареда от этих персонажей чуть не выпрыгивало сердце из груди – каждый из них напоминал ему какое-то событие из прошлой жизни.
Более полно и ясно показать, что Дженсен помнит прошлое, и так же дорожит им, как и он сам – было невозможно. Каждый приход курьера напряженно ожидался. К вечеру, когда дом был полон гостей, веселое ожидание достигло апогея, все уже делали ставки, в каком виде явится следующий курьер, и только Джаред, давно понявший игру Дженсена, угадывал почти со стопроцентной вероятностью, повергая гостей в веселый шок. Определенно, в тот день Дженсен был гвоздем вечеринки, хотя и не присутствовал на ней, а к концу дня, когда в двенадцать прибыл последний курьер и под радостные крики гостей принес последнюю деталь, Джаред подумал вдруг, что счастлив. Это короткое, яркое, такое острое ощущение счастья, от которого почти больно и хочется глупо разрыдаться. Женевьев сразу почувствовала его состояние, и ласково взяла за руку. Пока Томас, по случаю праздника не отправленный спать, прилаживал последнюю деталь к машинке-амфибии, возбужденно и радостно крича:
– Пап, я щас его запущу! Сейчас, только батарейки…
Женевьев мягко спросила:
– Все хорошо?
– Да. – Джаред кивнул и посмотрел блестящими глазами на жену, спросил, усмехаясь: – Смешно, да? Сорок лет, а все как мальчишки.
– Это ничего, – улыбаясь, сказала она, – он устроил незабываемый день для тебя, Джаред.
– Скучаю по нему, – неожиданно для себя произнес Джаред.
Женевьев кивнула:
– Я знаю. Нужно подождать. Он непременно вернется, он всегда возвращается. И все будет хорошо, Джаред.
Джаред эхом повторил:
– Я знаю.
Непременно будет. Непременно хорошо. Вон Дэннил пробирается сквозь толпу к сооруженному наспех постаменту, где Том колдует над моделью военной машинки, а рядом с ним подпрыгивает от нетерпения Эллиан. Джаред уже знал, что упрямой дочке Эклза не понравится, если ее попытаются увести с праздника, даже если «уже очень поздно и такой маленькой девочке давно пора спать».
Еще Джаред знал, что Дэннил получит отпор. Эллиан, блестя зелеными, как у отца глазками, будет упрямо твердить, что не уйдет, пока «машинка не поедет». Элли поддержат Томас и Саманта, и наверняка Дэннил проиграет этот бой. Дети обязательно дождутся запуска модели, а потом Элли и Сэм растворятся в толпе, и Дэннил безуспешно будет разыскивать дочь, Том будет говорить, что не знает, где спрятались девочки, но по его самодовольно-сияющему лицу будет понятно, что все он знает. И еще полночи дети будут отсиживаться где-нибудь в укромном месте, поедая похищенные сладости и рассказывая друг другу страшные истории. А Дэннил придется, как обычно, заночевать в комнате для гостей, когда она найдет Элли, будет уже слишком поздно ехать домой.
Вспоминать прошедший юбилей было и немного грустно и радостно, но все же больше радостно. От приятного предчувствия сильнее билось сердце, и хотелось обнять весь мир. Джаред повторил:
– Дженс приедет! Приедет…
Женевьев повернулась к нему спиной, проворчав:
– Надеюсь, да. Хоть в этот раз.
Через минуту дыхание ее вновь стало глубоким, и Джаред, сдерживая рвущуюся наружу радость, встал с кровати и направился в ванную комнату. Пока автоматически, не глядя, выдавливал на щетку зубную пасту, усмехаясь, разглядывал себя в зеркале. Да, от прежнего угловатого тощего мальчишки ничего не осталось. Сильный, подтянутый, благодаря ежедневным пробежкам не отрастил брюхо, как у старшего брата, и выглядит, как говорит Жен, на десять лет моложе своего реального возраста. Пожалуй, только несколько серебряных волосков в пышной шевелюре могли бы подсказать его истинный возраст, да на лице морщин прибавилось немного, но все так же молодо блестят глаза. Джаред тщательно разглядывал себя, пытаясь найти признаки старения, и смеясь над собой и замирая от непонятного страха. Бывали такие моменты, внезапные, когда Джаред смотрел на себя как бы со стороны, и невольно искал эти признаки изменения, далекое дыхание зимы холодило позвоночник, и становилось немного не по себе, но он скорее гнал прочь неприятные мысли, и вновь его согревало тепло лета. Еще далеко, еще не страшно, еще можно жить, любить и надеяться.
Джаред прополоскал рот и выплюнул воду. Глядя в блестящую раковину, подумал с тихой уверенностью, что надеяться и любить он не перестанет до самой смерти. Собаки ворвались в спальню, а потом и в ванную комнату, скуля и требуя внимания, и Джаред переключил мысли на приятное – приезд Дженсена. И от этого словно прибавилось энергии, и так хлещущей через край, он весело закричал:
– Сэди, Херли, гулять!
Собаки затеяли игру в догонялки, носились друг за другом, оглашая залитый солнцем парк звонким лаем, а Джаред, чувствуя приятную усталость после бега, щурясь, наблюдал за ними, и, незаметно для себя, снова погрузился в воспоминания.
Ему и правда пришлось нелегко в первое время в армии. Слишком молодой, слишком наивный, несуразный какой-то, но его высокий рост и двести проходных баллов в любое учебное заведение произвели на военную комиссию впечатление. Правда Джаред думал, что больше рост, чем баллы. Офицеры понадеялись, что он сумеет нарастить мышцы на свой скелет, и, в общем, не ошиблись, а баллы заставили развязать комиссии языки. Возглавлял приемную комиссию капитан Ренни Фон Сталлер. Привыкнув видеть на карточках будущих солдат максимум девяносто-сто единиц, он удивленно присвистнул и без обиняков спросил:
– Парень, ты случаем комиссию не перепутал? В военную академию – семью этажами выше.
Джаред набычился, и ответил коротко и подчеркнуто официально:
– Никак нет, сэр. Хочу быть солдатом.
Фон Сталлер пристально изучал его, и под взглядом колючих серых глаз Джаред почувствовал себя неуютно, но ничем не выдал своего волнения. Капитан через некоторое время хмыкнул и сделал еще одну попытку переубедить Джареда, заговорив немного мягче:
– Сынок, ты сейчас делаешь очень важный шаг. Как только ты подпишешь контракт, никто, даже сам генерал Эрин, будь ты его глупым родственником, не сможет вытащить тебя на гражданку. Ты станешь солдатом, ровно на три года. Если ты поссорился с девушкой, или что-то хочешь доказать кому – подумай еще раз. Назад дороги не будет три года. Щеки Джареда опалило жаром при словах капитана – да, он хотел доказать, что он мужчина, и не собирался отступать. Капитан же, увидев его реакцию, укрепился во мнении, что Джареду следует еще подумать и выставил его прочь. Джаред буквально кипел от негодования, надо ли говорить, что на следующий день он пришел в комиссию ранним утром, и вышел к обеду с горящим от первой победы взглядом. Капитан сказал напоследок, что лучшие офицеры получаются из тех, кто тянул солдатскую лямку, но опять выразил сомнение, что армия – это для Джареда. Отчего-то это всезнайство взрослых, отца, этого незнакомого офицера бесило невероятно, и рождало в душе упрямое – я буду, я смогу.
Он пожалел о своем упрямстве почти сразу, как попал в казарму. Многие ребята были сильнее, крепче его, первая схватка произошла за койко-место. Потом драться пришлось все время, каждый день. Особенно туго было, когда Джареда накрыли ночью на отвоеванной койке одеялом и побили. Джаред пытался сопротивляться, но его скрутили крепко, и вырваться не получалось, он только хрипел и старался не задохнуться под одеялом.
А на следующий день, перед утренней пробежкой он увидел Дженсена. Голова гудела, и измученное тело отказывалось двигаться, и Джаред впервые с испугом подумал, что отец, может быть, в чем-то прав. Можно выбить из человека мозги, наверное. Можно. Вот сейчас он стоит, и тупо разглядывает нового сержанта, явно рисующегося перед строем, и до него с трудом доходит смысл происходящего.
Плац заливало солнце, обливало светом рыжего стройного сержанта, насмешливо оглядывающего их строй. Джаред запомнил этот день, все-все вокруг до последней песчинки запомнилось, как переминался за его спиной громила Болс, как его дружок Той бормотнул едва слышно с удивлением: «А этому, рыжему, сколько лет-то?», как от солнца ярко золотились волосы на голове нового сержанта, как тот скалился, весело и нахально, зажимая в крепких белых зубах травинку, и вся его фигура, ладная, гибкая, дышала непобедимым, возмутительным превосходством и насмешкой.
Джаред откровенно загляделся на сержанта. Впрочем, этим же занимался и весь взвод, все с интересом разглядывали нового командира, которого им привел лейтенант, и Джаред думал, что не в нем одном сержант разбудил не совсем добрые чувства. Их очень сложно было сформулировать правильно, но Джаред привык анализировать, и не зря в его аттестате красовались золотые двести баллов, в общем, понятно было – молодой сержант провоцирует солдат, одним своим видом. Он знает, что придется доказывать, кто здесь главный, и ждет не дождется, когда кто-нибудь попробует выразить недовольство или непослушание. И готов к драке, если не жаждет ее. Джаред окинул взглядом сухощавую – ни грамма лишнего веса – подтянутую фигуру сержанта, оценил его кошачью походку, как тот, рисуясь, прошелся перед строем солдат, оценил разворот плеч, и решил про себя, что вызов бросать раздражающему самодовольному сержанту будет не он, нет уж. Хватит с него и борьбы за выживание в казарме. Найдутся дураки и без него.
Как будто услышав его мысли, подал голос Болс, успевший за неделю на службе стать занозой в заднице Джареда:
– Детка, а ты, случаем, не ошибся? – прогудел здоровяк, сверху вниз глядя на сержанта. – С такой вертлявой жопкой и с такой рожей не в армию надо бы.
Сержант мягко, на одних носках, повернулся в сторону Болса, и Джаред готов был поклясться, что увидел в его глазах радостное изумление. И предвкушение. Черт, кажется, предстояло избиение младенцев. Внезапно Джаред оказался между двумя мужчинами: сзади пыхтящий Болс, перед самым его носом сержант.
И веяло от сержанта такой жаркой силой, что Джаред невольно попятился, и чуть не уперся спиной в Болса. Сержант будто и не видел его, Джареда, смотрел ему за спину и плотоядно рассматривал Болса, а Джаред вдруг подумал с удивлением, что сержант при ближайшем рассмотрении не так уж молод, как кажется, и явно старше его – ненамного, но старше. А еще у сержанта были обветренные губы, и золотистая щетина пробивалась, и нижнюю губу разделяла почти напополам как шрам складочка, или морщинка? Черт знает, Джаред не разбирался в таких вещах, и вообще никогда особо не обращал внимания на мужские лица, но тут был особый случай. Джаред, затаив дыхание, рассматривал сержанта, и все отмечал новые черты – это было так увлекательно-непривычно, и странно. Нос – когда-то сломанный, сросшийся неправильно, зеленые, хамелеонистые глаза, и в целом, лицо как лицо – довольно таки обычное – но вот вместе черты, соединяясь, рождали гармонию, и… красоту? Джаред не думал никогда, что может рассуждать о красоте, стоя перед сержантом на плацу, но когда этот сержант вот так наскочил на него, и, заглядывая ему за спину, позволял невозбранно рассматривать его самого, у Джареда появилось ощущение, знакомое из детства – как будто он залез на дерево, и повис на толстой ветке вниз головой. Мир, такой знакомый, перевернулся и стал другим, он увидел то, чего не замечал раньше, и сейчас он вдруг «увидел» сержанта. Увидел как-то по-особенному. В чем заключалось это «особенное» что отличало его от других, Джаред так и не смог четко вычленить, не получалось, за всю длинную жизнь так и не удалось разгадать эту загадку.
А в тот первый день Дженсен просто рукой отодвинул его, Джареда, чтобы добраться до Болса. Встал перед здоровяком, и вкрадчиво спросил, улыбаясь, и глядя на него как кот на сметану:
– А куда, ты думаешь, мне надо с такой жопкой? Очень интересно узнать мнение знатока.
– Ха! – Болс сверху вниз в упор смотрел на сержанта, возвышаясь над ним грудой накачанных мышц. Покровительственно хмыкнул: – На подиум, киска. В актеры. Или, на худой конец, в бордель. Там бы твоей круглой попке нашлось достойное применение.
Кто-то из новобранцев не сдержался и заржал, сержант недобро прищурился. Сказал тихо:
– Смотрю, ты любитель в попку? Я не по этому делу, но, знаешь, если ты сильно попросишь, возможно, и смогу помочь. Сомневаюсь, что у меня встанет, но ничего, пухлик, отымеем тебя при помощи подручного средства. Как предпочитаешь, чтобы тебя отодрали, маленький? Любишь зрителей, или наедине? Сладкий толстячок...
В следующее мгновение Болс, зарычав, кинулся на сержанта, тот мягко и с кажущейся неторопливостью отклонился, сделал незаметное взгляду движение, и Болс с грязной руганью повалился на землю. Плац взорвался криками, заорали-заулюлюкали новобранцы, собрались в круг вокруг драчунов, подбадривая, а кто-то ушлый уже делал ставки. Джаред наблюдал за происходящим отстраненно, у него было четкое впечатление, что он знает уже, что будет, и что он видел уже это когда-то, острое чувство дежавю. Да еще боль в отбитых ребрах постоянно напоминала о себе, не позволяя делать резких движений.
Джаред снова поймал себя на том, что заворожено наблюдает за ловким сержантом, как тот уходит от ударов, раз за разом кидая осатаневшего Болса на землю, еще успевая скалиться, ронять шуточки, от которых солдаты хохотали, и все так, походя, словно играючи, и не забывая рисоваться, и уже слышал Джаред восхищенное восклицание дружка Болса – Тоя:
– Ах же ты, сукин сын! Как он его, а! Котяра чертов…
Джаред усмехнулся, в сержанте и правда было что-то от кота – мягкость, ловкость, как он перетекал в движении, и после подножек всегда приземлялся на ноги. Сержант не переставал подначивать Болса, он доводил соперника до бешенства своими шуточками и неуязвимостью. И в какой-то момент в отчаянном рывке Болсу удалось схватить и придавить всей тушей к земле сержанта.
Джаред даже на секунду забеспокоился, так от души приложил к земле сержанта озверевший здоровяк.
Сержант на секунду потерял ориентацию, и зажмурился, затряс головой, Болс уже занес свой огромный кулак и Джаред как наяву увидел, как тот впечатывается в лицо сержанта, сминая плоть, и поднимается снова, как кувалда и лупит и лупит по этому лицу, превращая его в кровавую маску.
Джаред невольно сделал шаг вперед, но сержант перехватил кулак Болса, и Джаред моргнуть не успел, как тот неуловимым взгляду движением вывернул руку нападавшего, Болс взвыл, и через минуту уже сержант сидел верхом на Болсе, прижимал его лицом к земле и, слегка запыхавшись, но все так же мягко, без тени злобы, говорил:
– Не зря говорят, что самые упертые гомфобы латентные педики. Я вот даже верить начинаю таким россказням, слушая, как так возбужденно пыхтишь. Значит, так тебе нравится? Твоя любимая поза? Толстячок, я вижу, ты совсем готов? Так сильно хочешь, чтобы тебе вставили? Говори, не стесняйся, тут все свои. Можно сказать, свидетели нашей бурной прелюдии.
– Нет! – заревел Болс, как раненный бык, отчаянно вырываясь из стальной хватки сержанта.
– Нет? – очень натурально удивился сержант, и Джаред вдруг увидел, как вздуваются мышцы на его плечах и покраснела шея, и что ему действительно приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы удержать Болса внизу, и это только кажется, что все дается ему играючи. Так же внезапно, будто пелена упала с глаз, он увидел рассеченную скулу, и разбитую губу сержанта, и порванный рукав. Но в голосе сержанта слышались задор, и веселье, и глаза сверкали самым ярким удовлетворением, как будто он, сука, так хотел подраться, и вот получил, и теперь доволен и счастлив. Сержант продолжал, удерживая Болса, как опытный наездник норовистого коня:
– Серьезно, нет? Ты не хочешь меня?
– Нет, сука, урод, слезь с меня!
– А что-то там про жопки говорил, – напуская разочарование в голос, пропел сержант, все вокруг уже откровенно ржали. Джаред и сам слегка улыбнулся, но отчего-то теперь его душа была на стороне несчастного Болса. Он знал уже, что трудно здоровяку будет вернуть прежний авторитет из-за сегодняшнего фиаско, и вместо злорадства ощущал сочувствие. И еще досаду на упивающегося победой сержанта.
– Отпустии, больно, – взвыл Болс, и Джаред вдруг с изумлением услышал свой раздраженный голос:
– Может, хватит?
Он быстренько захлопнул рот, но было уже поздно, два коротких, вырвавшихся самовольно слова прозвучали неожиданно громко, и после джаредова выступления на площадке вообще все стихло, кроме пыхтения прижатого к земле Болса.
Сержант повернул голову в его сторону, мазнул взглядом, ухмыльнулся разбитым ртом:
– Еще один умник?
Джаред вдруг ощутил себя объектом внимания, столько скрестилось на нем заинтересованных взглядов, но больше ничего выдавить из себя не смог, а сержант вдруг соскочил с поверженного солдата, и коротко приказал:
– Встать.
Болс с кряхтением поднялся и ненавидяще уставился на сержанта. Сержант так же негромко и без выражения приказал:
– Встать в строй.
И окинул взглядом сгрудившуюся вокруг толпу. Через полсекунды солдаты толкаясь, выстроились как прежде, а сержант уже говорил, покачиваясь с носка на пятки, переводя взгляд с одного на другого и не особо стараясь повышать голос, но слушали его затаив дыхание.
Джаред не запомнил слово в слово, о чем там говорил новый сержант. Смысл сводился к тому, что он для них царь и бог, и они должны беспрекословно выполнять все его приказы, и что они сейчас никто, сырое мясо, и он сделает из них настоящих солдат, он возьмется за них всерьез. Джаред видел уже, что половина дела сделана победой над Болсом, сержант успел завоевать расположение солдат примитивной дракой, и в душе возмущался и одновременно восхищался незатейливой и действенной политикой сержанта, и да, он тоже был почти куплен с потрохами. Болс отвлек его от речи сержанта болезненным тычком, Джаред едва не вскрикнул, и еле удержался, чтобы не развернуться и не врезать неблагодарному соратнику по роже.
И вдруг поймал на себе взгляд замолчавшего сержанта. Джаред постарался вернуть лицу прежнее выражение, но сержант, видимо, решил от слов перейти к делу и приказал идти строем на полигон. Через три часа непрерывной гонки не то, что у Болса, ни у кого не было сил даже моргать, а проклятый сержант был все так же неутомим, и еще успевал зубоскалить.
Джаред к концу испытания отметил, что нет, сержант сделан не из стали. Темные пятна от пота на форме, разводы грязи на лице, и, однако, все тот же неукротимый блеск в глазах и довольная улыбочка.
– Черт, – простонал повалившийся рядом с ним на песок Чад, – дьявол, смерти нашей хочет.
Неутомимый сержант еще раз выстроил солдат на плацу.
Стоял, рассматривал их, замученных, еле стоящих на ногах все с такой же улыбочкой, наглой, довольной, только зубы сверкали на грязном лице. Наглядевшись, подытожил:
– Я думаю, урок усвоен. Теперь марш в казарму, отмываться и снова на построение.
Пока самые сообразительные уже двинули в сторону казармы, сержант поймал недоуменный взгляд Джареда и негромко, но с нажимом, приказал:
– А ты останься.
Джаред тут же припомнил свое неосторожное высказывание и приуныл, а солдаты, бросая на него кто сочувственные, кто злорадные взгляды, поспешили в казарму. Сержант подошел к нему, и на этот раз от него сильно пахло потом, разгоряченным телом, грязью, и очень остро все той же силой, неукротимой, горячей, яростной – как будто двинулась на него стена – и Джаред невольно попятился. Сержант вдруг ухмыльнулся мальчишески, и сразу стал выглядеть как ровесник, спросил весело:
– Что, боишься меня?
Выученный за сегодня, Джаред помрачнел, и буркнул:
– Никак нет.
Сержант хмыкнул, и вдруг сказал с живым удивлением:
– Одного не пойму, как ты сюда попал? У тебя же на лбу двести золотых баллов светятся. Думаешь, просто так что ли на тебя этот Болс кидается? С его тяжким трудом заработанными девяносто никогда не попасть в академию, а ты... Видно, что ты учился в спецшколе, по углубленному курсу – я, конечно, могу посмотреть дело, но это неважно. Так в чем дело, студент?
– Я не студент, – огрызнулся Джаред. И, подумав, добавил: – Сэр.
Пока Джаред растерянно осознавал, какой проницательный у него командир, и прятал свою растерянность за хмурым взглядом, сержант пристально рассматривал его, без всякого стеснения.
Джаред почувствовал, как щеки загораются жаром, и не знал уже, куда деваться от такого беспардонного рассматривания, когда сержант тихо, как будто самому себе сказал:
– Ничего. Будете пахать у меня так, что не до глупостей будет. И этому вашему Болсу тоже, – и продолжил уже другим тоном: – Давай, двигай в казарму, студент. Захотелось понюхать настоящей мужской портянки? Нанюхаешься, а пока дуй в казарму, в душ, и не забудь в столовую – через двадцать минут построение.
Джаред, обрадовавшись и удивившись, что так легко отделался, буркнул «есть, сэр» и сделал уже несколько шагов в сторону казармы, как вдруг дернул его черт оглянуться. Сержант сбросил с себя маску непобедимого супермена, и стоял, устало опустив плечи, разглядывая что-то под ногами. Почувствовал его взгляд, поднял голову. Вопросительно выгнул бровь.
И на Джареда как озарение нашло, и вырвалось само, как на плацу утром:
– А сам-то. У тебя не то, что двести золотых, а все триста платиновых, скажешь, нет?
Сержант откинул голову назад и расхохотался, устало, и весело, а Джаред недолго пытался удержать рвущийся наружу смех. Стояли и хохотали, как ненормальные. Их с радостью ждали в любом учебном заведении страны, дрались за таких, предлагали самые выгодные условия, а они стояли тут, на плацу одной из тысяч военных баз, грязные, потные, усталые, и ржали, как кони.
Из воспоминаний Джареда вырвал захлебывающийся восторженный лай Сэди – в парке появились еще собаки, и теперь они радостно обнюхивали друг друга и катались по траве, играли и шумели, а к Джареду, издали улыбаясь, шел невысокий пожилой мужчина. Джаред поздоровался и пожал протянутую руку давнего знакомца. Старик встал рядом, щурясь, и посматривая на собак. Джаред подумал вдруг, что с Тэдом они за много лет и десятком слов не перекинулись, встречаясь только в парке, прогуливая собак. Не разговаривали, и самое забавное, и так знали друг о друге все, как бывает в маленьких городках.
Через некоторое время Джаред, церемонно пожав руку Тэда, свистнул собак и неторопливо потрусил домой. Во дворе Джаред обнаружил вставших в такую рань, что для них было сравнимо подвигу, Томаса и Саманту. Они о чем-то возбужденно переговаривались, но при виде отца разом притворились, что ничего серьезного не обсуждают, и наперегонки кинулись к нему, с криками:
– Пап, с днем рождения!
– Я первая хотела! Папа, с днем рождения!
Оба подскочили к нему одновременно, Том притормозил, и Сэм влетела в объятия отца, Джаред поднял ее к небу, и она заверещала восторженно:
– Папочка, я тебя люблю!
Джаред почувствовал, как Том обнимает его за талию, и услышал его тихое признание:
– Я тоже.
Горло перехватило, и он прижал одной рукой обнявшую его за шею дочь к груди, слушая, как быстро-быстро стучит ее сердечко, другой погладил Тома по мягким вихрам, растроганно прошептал:
– Дорогие мои…
Вертелись вокруг них, повизгивая, собаки, Сэм скатилась с рук и схватила Сэди за ошейник, Том гладил по голове Херли, а Джаред снова, словно раздвоившись, смотрел со стороны на себя, на детей, на собак, и хотел запомнить этот миг. Запомнить это светлое утро, небо, облака, теплый ветер. Этот дом из серых каменных плит, как будто излучающих накопленное тепло, ставший самым настоящим родным домом, куда всегда стремишься вернуться. Запомнить плавающее в воздухе неуловимое дыхание далекой еще осени, пробиравшейся потихоньку в мир: пожелтевшей травинкой, засохшим желтым листом, застрявшим в зеленой стриженой траве лужайки, выросшими за лето крикливыми птенцами неизвестной птицы, и звонкими голосами вернувшейся с каникул молодежи в соседнем дворе. Запомнить, а потом, в минуты печали доставать воспоминание, как редкое сокровище из уголков памяти и наслаждаться любовью и нежностью и легкой печалью этого утра.
Дети давно убежали, выяснив, что Эллиан приедет вместе с родителями – Джаред слышал этот вопрос по крайней мере в сотый раз, и в сотый раз неизменно отвечал, что Элли непременно будет, как и всегда, но дети спрашивали снова и снова. Трудно было не догадаться, что они готовят какой-то сюрприз, и что в деле замешана дочка Эклза. Джаред не видел ничего странного в том, что его дети были очарованы Элли. Его не удивляло, что восьмилетняя девочка была заводилой в их играх и командовала его двенадцатилетним сыном, в конце концов, кровь не водица. Есть в кого быть такой. Джаред, вспоминая малышку Элли, улыбнулся, и незаметно снова провалился в прошлое.
В казарме Болс в этот же день решил вернуть пошатнувшийся авторитет и выбрал мальчика для битья, конечно, Джареда. Болс цепанул его сперва в душе, потом выбил поднос в столовой, но, что интересно, Джаред не успел даже ничего сказать или сделать, на его защиту встал Чад. Джаред с открытым от удивления ртом услышал, как Чад советует Болсу быть поаккуратнее, и, мало того, со всего маху бьет по подносу здоровяка снизу так, что салат и макароны повисают у Болса на плечах, и волосах, и у него такое изумленное и злое лицо, что хохочет уже вся столовая.
То ли Болсу отбил желание драться сержант, то ли веселящиеся солдаты, не показывающие признаков страха, были неблагодарной аудиторией, но здоровяк в этот раз в драку так безоглядно, как с сержантом, не полез. Ненавидяще глянул на Джареда и на Чада, прошипел:
– Ну, погодите у меня…
И выбежал вон.
Джаред только тогда закрыл рот и посмотрел на Чада. И не удержался от вопроса:
– И зачем ты полез?
Чад воинственно поднял подбородок:
– Задрал уже, буйвол.
Джаред спохватился:
– Спасибо, конечно. Но он теперь будет и тебя доставать.
– Ну ты же поможешь, – бесхитростно улыбнулся Чад, и Джаред улыбнулся в ответ:
– Конечно.
Так у него появился первый друг в казарме.
Сержант, имя которого оказалось Дженсен Эклз, а погоняло Кот, хотя был еще и ласковый вариант – Котяра, выполнил свое обещание и взялся за них так «всерьез», что времени «на глупости» у них и правда не оставалось. А Болса, едва он начинал кого-то задирать, останавливали без всякого страха, сделал сержант свое дело. Джаред думал, что Болс еще предпримет попытки вернуть власть, но пока у него не было шансов. Самодовольный, вечно скалящийся, неутомимый, чертов сукин сын сержант Эклз стал непререкаемым авторитетом. И никаких других неформальных лидеров не было. Через полгода Джареду уже не так сложно было преодолевать полосу препятствий и нарезать по триста кругов по полигону, а скоро нагрузки стали необходимы, тело привыкло и требовало их.
А скоро случился забавный казус на медосмотре. Джаред разделся, как и остальные, в большом блоке перед кабинетом доктора, повернулся к зеркальной стене, и… не узнал себя. Он растерянно поводил глазами туда-сюда: вот они все, солдаты, в одних черных армейских плавках, стриженные, как на подбор подтянутые. И всех он узнавал: это Чад, это Эрни, это похудевший Болс, это дружок его Той, это Лис и Арен, а этот верзила, с широченными плечами и кубиками пресса на животе, замерший перед зеркалом, с открытым ртом – неужели это он? Подошел Чад и пихнул его в плечо:
– Джей, ты чего?
И зеркальный двойник Чада пихнул верзилу с открытым ртом, Джаред ощутил удар и отмер.
– Ни хрена себе, – выдохнул он, – меня теперь мать не узнает!
– А то, – согласился Чад, и тут же затеребил его: – Смотри, Джей, какая цыпочка у нас будет анализы брать! Я уже узнал, ее Лиззи зовут, и корма у нее что надо, а посмотри, какая попка! Персик! Джаред, как думаешь, если я…
Джаред дальше не слушал, рассеянно улыбаясь, и все так же недоверчиво разглядывая себя в зеркале. И отчего-то было немного грустно, совсем чуть-чуть. Как будто он достиг какой-то цели, и это было с одной стороны хорошо, но цель эта теперь казалась такой ничтожной, детской, смешной. А вокруг кипела жизнь, совсем не та, что прежде, совсем другие люди окружали его, и в эту жизнь и к этим людям привела его детская цель.
И нужно было искать новые цели, главные, большие, взрослые, и надо было не промахнуться с целью, выбрать такую, после достижения которой охватило бы чувство гордости и счастья. Интересно, бывают такие цели?
Джаред, войдя в дом, сразу же уловил запахи кофе и жарящегося бекона, рот моментально наполнился слюной. Неужели Жен встала? Благодарный и счастливый, Джаред буквально полетел на запах – колдовала, и правда, Жен. Напевая под нос, держала турку за ручку, и одновременно присматривала за сковородкой. Слегка растрепанная, розовая ото сна, с припухшими веками, она вызвала у Джареда невыразимый прилив нежности, он подскочил к ней и положил осторожно ладони на талию, почти соединив их, и потянулся поцеловать. Жен деланно-недовольно заворчала, но прильнула к нему спиной, и втянув воздух, заявила:
– Пахнешь.
Джаред чмокнул ее в щечку, и хмыкнул:
– Скажи уж прямо – воняешь потом, иди в душ.
– Иди, – согласилась Жен, не спуская взгляда с турки. Но отклеиваться от мужа не спешила, уютно устроившись в его объятиях.
– Ты ради меня так рано встала? – уточнил Джаред, не переставая улыбаться.
– Даже не рассчитывай, что так будет всегда, – сразу же заявила Жен, – сегодня праздник, так что пользуйся. Можешь ездить сегодня на мне, но только сегодня.
– Любое желание? – Джаред игриво запустил руку под мягкий белый халат, погладил полную округлую грудь жены, и было увлекся, но Жен нарочито-сердито стукнула его по руке. Джаред виновато запыхтел, и руки убрал, Жен, помолчав, мягко ответила:
– Любое.
– Хорошо, – Джаред заулыбался снова и двинул игриво бровями, – я подумаю.
Все еще улыбаясь, Джаред прошел в душ, быстро разделся, залез под теплые струи. Вспомнил, какое желание у него было на девятнадцатый день рождения. И кто помог этому желанию исполниться.
В его день рождения они пошли в увольнительную, разумеется, в «Кривой башмак», и там выпили, и даже подрались с солдатами из другого взвода, а потом вместе с ними пили и хвастались своими успехами, а потом Дженсен привлек внимание собравшихся и заорал, перекрывая шум:
– Ребята, а сейчас тишина. Тихо, я сказал! – Народ притих, с недоумением рассматривая забравшегося на стойку Дженсена. Тот самодовольно ухмыльнулся и заявил: – Вот, так уже лучше. Как мы знаем сегодня у одного тупицы днюха, – в задымленном помещении клуба поднялся вой и крик, и Дженсен улыбаясь, поднял обе руки, призывая к тишине. И дождавшись ее, продолжил: – Чуваки, мы все знаем его. Он прошел с нами огонь, воду и медные трубы…
Зал снова потонул в реве подвыпивших солдат, а Джаред сидел за своим столиком и улыбался до ушей. Его хлопали по плечам, трепали за волосы, а Чад, крепко обняв сзади, оглушительно что-то орал в ухо, и Джаред не слышал от его ора, что там еще говорит Дженс, смотрел во все глаза на него, сидевшего на стойке, и болтающего ногами и был пьян и счастлив. И для него стало самой что ни на есть приятной неожиданностью, когда по взмаху руки Дженсена притушили свет, и из задней двери, откуда обычно вываливался добродушный Баши, хозяин клуба – вдруг выплыла роскошная, высокая блондинка.
Джаред не понял, да и не обратил внимания, почему часть столов была вынесена, и что за бандура там стояла, запрятанная под какой-то бархатной тряпкой. Но когда Дженс соскочил-стек с барной стойки, взял блондинку под руку и подвел к закамуфлированной хрени, а потом одним движением скинул ткань, под которой блеснул черными боками рояль – он потрясенно выдохнул.
И не он один, все выдохнули. А блондинка заговорила неожиданно громко, очевидно, голос ее усилен был динамиками:
– Здравствуйте, дорогие мои воины. Я рада вас видеть, и хочу спеть для вас, вернее, для одного из вас. Он сегодня именинник, и я желаю ему всегда быть сильным, смелым, мужественным, настоящим солдатом. Таким, чтобы мы, слабые женщины, спали спокойно, зная, что вы сможете нас защитить, и храни вас Господь.
– Это же Молли! – Восторженные восклицания вылились в приветственный рев, и когда он стих, певица сказала:
– А теперь – песня для именинника, Джареда Падалеки.
А потом охрененно прекрасная блондинка пела, аккомпанируя себе. Пела для него, для Джареда! Джаред настолько был потрясен, что даже немного протрезвел. Молли, все шептали вокруг, что эта известная певица Молли, но Джаред понятия не имел, кто она такая, и от волнения не разобрал, нравится ли ему как она поет, но разве это было важно? Обалдевшие было от неожиданного появления прекрасной дивы солдаты быстро пришли в себя, и в один миг из пьяной толпы превратились в истинных джентльменов, окружив импровизированную сцену подтянутыми к ней столиками, держась, однако, на почтительном расстоянии. Только самые смелые подошли к роялю, и мило перебрасывались с певицей шуточками. А один, самый сообразительный, принес неведомо откуда свеженарванный букет.
Джаред думал, что лимит способности удивляться на сегодня исчерпан, но когда за рояль сел Дженсен и довольно уверенно заиграл, а Молли пошла к нему, Джареду, остановилась возле его столика и запела, глядя на него, он понял, что сейчас лопнет от счастья, восторженного изумления, от любви. И главным образом, от восторженного изумления.
Когда Дженсен снова уступил место Молли, и пробился к столику Джареда, тот первым делом выпалил:
– Так плохо дело было, Дженс? Тебя заставляли ходить в музыкалку?
Дженсен наигранно-печально вздохнул и, пригнувшись к нему, прошептал:
– Я был таким задротом, Джей. Ты не поверишь.
– Да ладно, – Джаред улыбался от уха до уха, счастливый до невозможности. Распираемый радостью он через стол протянул руки, положил их на плечи Дженсена, и чуть притянув к себе, признался: – Здорово у тебя вышло с ней, на самом деле, классно. Как будто всю жизнь на сцене. И с одного раза, будто репетировали.
Дженсен самодовольно улыбнулся:
– А то. – И вдруг сам нагнулся к нему, еще ближе, навалился на стол, обдал терпким запахом пива: – Как она тебе? Нравится?
– Да…
Джаред не сводил глаз с певицы, наслаждался ее видом, и она действительно хорошо пела. Дженсен развалился на своем стуле, и заговорщически-выжидательно глядя на него, сказал негромко:
– Она здесь, недалеко, в гостинице «Арлин» остановилась. Пойдем к ней? Чуть позже.
Джаред уставился на Дженсена, и песня зазвучала где-то в отдалении. Дженсен скромно потупился:
– Она моя хорошая знакомая, – и через паузу, значительно, – очень хорошая знакомая.
– Ты спал с ней? – прямо спросил Джаред.
Дженсен скорчил физиономию, которую можно было расшифровать – да, но это было давно и неправда, и какое это имеет значение? Но Джаред был не дурак, и даже немного гордился своими золотыми двумястами баллами. Гордиться, правда, начал, после того, когда внешне перестал напоминать классического задрота, и даже придумал этому некое объяснение – он стал более гармоничной личностью, а гармоничная личность должна признавать не только свои ошибки и недостатки, но и гордиться достоинствами. Словом, Джаред дураком не был, и спросил прямо:
– Ты хочешь, чтобы я с ней переспал?
Не так давно Джаред проболтался сержанту, что все еще девственник. Ну и что в этом было удивительного? Раньше он стеснялся подходить к девушкам, стеснялся своих длинных худых ног и рук, прыщей, неловких движений, а теперь – теперь свободных девушек поблизости не было. Джаред еще успел признаться, что давно мечтает, ну, понятно о чем. Потом опомнился, и сто раз пожалел, что признался, но как-то проклятый Эклз умел вытягивать из него все наружу. Да, они, как ни странно, подружились. Не сразу, конечно, но Джаред заметил, что к нему Дженсен относится не так, как к другим. Нет, поблажек не было, и опеки тоже, и сержант был не из тех, что сам набивается в друзья, но как-то так случилось, что раза два в неделю, а потом и чаще они общались – играли в бильярд, или просто разговаривали, или молча пили в увольнительных в «Кривом башмаке», а иногда и не молча, и даже спорили и ругались.
Ну вот, с тех пор, как Джаред случайно за кружкой пива пожаловался сержанту, что у него еще не было ни разу, тот загорелся идеей найти Джареду девицу. Джаред было пришел в ужас, когда Дженсен принялся присматриваться ко всем немногочисленным женщинам в части. Но все они были так безнадежно и прочно заняты, что Джаред немного успокоился, и решил, что все, дело благополучно разрешится на гражданке. Он сам помнил, как все его одноклассницы с визгом вешались на солдат и офицеров СВА, и не сомневался, что не проходит на свободе девственником долго, но Дженсен оказался упрямым сукиным сыном.
– Да, – не стал отрицать Дженсен и спросил огорченно: – Что, есть возражения?
Джаред возмущенно замахал руками:
– Какие возражения, ты что, но… Не знаю, Дженсен, она же не шлюха. Почему она будет спать со мной?
Дженсен хмыкнул и отпил из бокала. Спросил:
– Ты себя в зеркало видел?
– Это не аргумент.
Джаред, однако, почувствовал себя польщенным. Но не убежденным. Дженсен рассуждал вслух:
– Почему нет? Ладно, тут шлюх нет, тут вообще нет баб. Может, ты предпочитаешь мужчин?
– Что? – Джаред растерянно моргнул, а Дженсен продолжил:
– Ну, вот видишь. Тебе даже в голову не приходит мысль, что можно расслабиться другим способом, стало быть, ты стопроцентный натурал. Так почему стопроцентный натурал отвергает красивую, молодую женщину?
Джаред откинул поскорее пугающую своей перспективой мысль о «другом способе расслабиться» и с излишней экспрессией выкрикнул:
– Но это же неправильно! – И добавил быстренько: – Еще неизвестно, готова ли она со мной… Э… Переспать.
Джаред уже с другим интересом, внимательнее, пригляделся к аппетитной женской фигурке Молли. Хороша. Жаркая волна прошла по позвоночнику, заныли яйца и член шевельнулся, вырастая в размерах, Джаред застонал сквозь зубы:
– О, черт…
Довольно засмеялся пьяный Дженсен, понимая, что выиграл, и Джаред согласится сейчас на все условия.
Но Джаред еще сделал попытку, одну трусливую попытку удрать, сохранить свою несчастную, никому не нужную девственность, заглянул в глаза Дженсена, спросил умоляюще:
– Ну это же штука, да? Дженс, скажи, что шутка. Сюрприз классный был, мне понравился. А все остальное – ты ведь пошутил, да?
Дженсен перестал смеяться, непреклонно помотал головой, и крепко схватил его за плечи, лишая возможности сбежать:
– Какие уж тут шутки, приятель. Ты не представляешь, чего мне стоило заманить птичку певчую в нашу дыру. Пошли давай, она улетает утром. Да и у нас к тому времени увольнительная заканчивается.
– Джаред! Джаред, кофе стынет, и на твой бекон покушается Харли! Джаред, иди уже скорее есть!
Джаред встрепенулся, вытер мокрые волосы и, сгоняя «ту самую» улыбку с лица, поспешил в столовую. Но Жен слишком хорошо его изучила за годы совместной жизни. Молча налила ему из турки кофе, пододвинула тарелку, и села напротив с недовольным видом. Джаред вытерпел недолго, набивая рот, он состроил свой коронный и, как он верил, все еще действующий наповал паппиайс. Жен фыркнула, и покачала головой.
– Ну что? – спросил Джаред, презирая себя за заискивающие нотки. Он так и не научился понимать, откуда в ней – как и в Дженсене – эта проницательность, они видели его насквозь, эти двое. Например, Дэннил не была так чувствительна к нему, даже родители – нет, а вот Жен и Дженсен – настроены были на него, как сверхчувствительные радары на излучатель.
– Извращенец, – буркнула Жен.
– Почему? – возмутился Джаред.
– У тебя такое лицо, как будто ты только что на пару с Дженсеном оттрахал целый полк красоток.
Джаред подавился и закашлялся, покраснел от кашля, о боже, да, именно от кашля, а потом рассмеялся и, отдышавшись, подтвердил:
– Да, так и было. Так и было… Почти.
Жен вздохнула, встала, обошла стол, чмокнула его в макушку и сказала:
– Пойду досыпать. Вечером нужно быть в форме, ты тут дальше сам. Еще раз с днем рождения, дорогой.
– Спасибо, – рассеянно откликнулся Джаред, вновь погружаясь в воспоминания.
В тот вечер Джаред познакомился с Молли поближе.
На сороковой день рождения в курьерском параде Дженсен послал ее второй, но если быть честным, ею вполне можно было возглавить парад. Во всяком случае, эта красотка долго приходила потом к нему в эротических фантазиях, подкрепленных самыми сладкими воспоминаниями.
Высокая, ростом с Дженсена, едва увидев Джареда, она живо подошла и принялась бесцеремонно разглядывать его с головы до ног. В конце осмотра Джаред весь горел от смущения, а на лице блондинки читалось очень знакомое выражение, которое Джаред от растерянности разгадал не сразу, но потом вспомнил Дженсена, как тот смотрел на Болса, и да, это было предвкушение. Правда, несколько иного рода, и да, она не оставила никаких сомнений относительно своих намерений.
– Он точно девственник, Дженс? – спросила она голосом, от которого у Джареда по спине промчался целый полк мурашек.
Джаред, как завороженный, смотрел в красивое, ухоженное лицо певицы, голоса доносились до него как сквозь вату. Он дико боялся опозориться, он даже мысленно поклялся себе, что пойдет и застрелится, если вдруг у него не выйдет. От клятвы ему стало даже немного легче, потому что насмешек Дженсена он не вынесет, и вообще жить с таким позором, о котором же все непременно узнают, не представлялось ему возможным.
Джаред цепенел от панических мыслей, пока не ощутил, как чья-то рука – он не сразу осознал, что это рука Дженсена – мягко ободряюще погладила его по спине. Потом легла ему на плечо, и голос Дженсена – удивительно, тоже, как будто ему передалось волнение Джареда – напряженно прозвучал:
– Молли. Разреши представить тебе нашего именинника. Это Джаред.
Молли впилась взглядом в Дженсена, наклонила голову, и мило улыбнулась. Сказала через паузу тихо, задумчиво, и от этого голоса Джареда тряхнуло:
– Вот как… Ну хорошо, Дженсен.
И она переключила все свое внимание на Джареда, она словно окутала его теплом, интересом, и любовью, и Джареда отпустило, он разговорился, и уже смеялся и шутил, и даже не сразу понял, что Дженсена в номере певицы больше нет, так очаровала его певица. Когда понял, замолчал резко и растерянно посмотрел на Молли.
– Что? – ласково спросила она, и Джаред спросил растерянно:
– А где же…
– Дженсен? – певица сделала крошечный глоточек из бокала и ответила негромко. – Он ушел. Никогда не видела его таким.
Джаред впервые задумался, сколько певице лет – наверняка она его старше, и старше Дженсена, и то, что нет морщин и стройная фигура, ни о чем не говорит. Но этот мимолетный интерес сразу забылся, ему больше хотелось знать, что их связывает: Дженсена и Молли, и еще интереснее – что такого особенного было в поведении Дженсена.
– Каким – таким? – взволнованно спросил Джаред.
Певица неопределенно пожала плечами, задумалась:
– Он беспокоится о тебе. Волнуется даже.
Джареду сразу стало и приятно за беспокойство Дженсена и стыдно – ну вот, он здесь, а Дженсен где-то там, возможно, идет один, назад, в казарму, и со стороны Джареда это большое свинство, остаться тут в тепле, в красивом номере, с шикарной женщиной, в то время как…
От размышлений его отвлек веселый смех Молли. Джаред непонимающе смотрел на нее, пока она не отсмеялась:
– О боже, вы такие дети еще.
– Неправда, – пылко возразил Джаред, – я не ребенок.
– Да? – Молли посмотрела на него как-то особенно, так, что Джаред весь вспыхнул, но взгляда от нее не отвел, и смотрел ей в глаза упрямо, покрасневший и возбужденный, на самом деле – как школьник.
– Может, проверим, насколько ты не ребенок? – вкрадчиво предложила Молли, перегнулась в своем кресле к нему, протянула руку и осторожно погладила его пальчиком по щеке. Джареду не пришлось выполнять данную самому себе клятву, более того, через пару часов он так расслабился, что самым бессовестным образом заснул, а когда проснулся, обнаружил целующуюся парочку в другом конце кровати, и это было наверно неправильно, но Джаред обрадовался, узнав в полуголом мужчине Дженсена. Он хотел благородно смыться, оставив старых любовников наедине, но у него не получилось сделать это незаметно. При попытке к бегству он был пойман и распят на кровати, и не сказать, чтобы он особенно сопротивлялся. Словом, это было самое восхитительное, и самое горячее, и самое приятное, на взгляд Джареда, лишение девственности.
На следующий день оба напоминали нагулявшихся котов – с темными кругами вокруг глаз, и с не сходящими с рож довольными улыбками. Завистники даже обвинили их в том, что… ну, в общем обвинили, да. Что они провели ночь вместе. Джаред смеялся до слез, до икоты, глядя, как невозмутимый Дженсен ничего не отрицает, довольно посмеивается и совершенно серьезно отвечает:
– Да, ребята. Это была незабываемая ночка. А завидовать нехорошо!
В дверь настойчиво звонили, Джаред очнулся от воспоминаний, и пошел открывать, гадая, кто же это, для гостей еще рано, может быть… Точно, это оказалась сестра. Мэган повисла с визгом у него на шее, даром, что взрослая женщина, а вела себя как девчонка.
– Братец, спешу поздравить тебя с днем рождения, я ведь первая, первая же, да?
– Нет, не первая, – со смехом ответил Джаред, удерживая сестру за талию, – ну и тяжела ты, сестрица.
– Как не первая? Дженсен успел раньше меня?
Мэган завертела головой, но Джаред успокоил ее:
– Нет, Дженсена еще нет. Женевьев и дети.
– Это не считается, я первая! – легкомысленно отмахнулась она, счастливая, чмокнула его в щеку, и, наконец, встала на ноги. Джаред облегченно вздохнул, а она засмеялась:– Старик! Скоро песок посыплется, не можешь сестренку на руках удержать!
– Если бы еще сестренка не набрала лишние десять килограмм, я как-то привык, знаешь, к меньшему весу. Тебе не помешало бы походить на фитнес, дорогая сестрица. – Зануда, – сморщилась Мэган и тут же дернула носом, – а чем это так вкусно пахнет? Жен уже встала и сварила тебе кофе? Где-то медведь сдох? – Мэган понеслась в сторону кухни.
– Она уже снова легла, и не смей ее будить! Сделай кофе сама! – закричал ей вслед Джаред.
– У меня так вкусно не получится, – донеслось в ответ, и Джаред сокрушенно вздохнул.
Маленькое торнадо по имени Мэган сейчас поставит весь дом на уши, и нужно поспешить спрятаться в укрытие. Кто не спрятался – сам виноват.
Заперевшись у себя в кабинете, Джаред сел за стол, и включил ноут, наверняка почта закидана поздравлениями, пока есть время, можно ответить всем. Экран загорелся, открывая взгляду заставку – Дженсен и Джаред в модных дорогих отутюженных костюмах, с бриллиантовыми значками элитного клуба в петлицах, Дженсена держит за руку Дэннил, а рядом с Джаредом скромно улыбается смущенная Женевьев. И все бы выглядело прилично и, наверное, скучно, но фотограф поймал такой кадр, где все казались живыми на снимке: Дженсен хохочет, закинув голову, демонстрируя всему свету отличную работу своего стоматолога, Дэннил повернула голову к мужу и смотрит на него влюблено и счастливо, и не сразу замечаешь, что Дженсен опирается на трость, которая кажется здесь элементом декоративным.
Джаред точно так же, как Дэннил на мужа, смотрит на Женевьев, склонившись к ней, и шепча какие-то любовные глупости в маленькое ушко. Конечно глупости, иначе, почему у нее такой смущенный и счастливый вид? И как будто это было вчера, а на самом деле – почти семь лет назад…
Джаред вздохнул, снова вспоминая прошлогодний юбилей. В параде курьеров бизнесмен был четвертым, сразу после ведущей с центрального канала ТВ, время, когда они встретились с Дженсеном через несколько лет после армии. И Джаред провалился снова в воспоминания, немного защемило сердце, но уже не так больно – нет, он уже знал, что все не так печально, как казалось тогда, это была нежная грусть, ностальгическая, с оттенком иронии над собой, таким еще молодым тогда, и пылким.
Ему тридцать два, через полтора месяца стукнет тридцать три, у него двое детей, любимая жена, и хорошая, денежная работа, но Джаред все равно не чувствовал себя солидным добропорядочным гражданином. Как будто только вчера он вернулся домой из СВА, и только вчера после учений Дженсен затащил его в «Кривой башмак», и навалившись на стол, объяснял своему стакану, что такому как Джаред в армии не место:
– Чувак, ты не обижайся, ладно? Но я должен сказать, пока наш полковник не замазал тебе шары, и ты не продлил контракт… Что, золотые горы обещает? Я так и знал. Да нет, ты неплохой солдат, можно даже сказать, отличный. Что думаешь, полковник наш дурень? Нет, ты не понял. Просто тебе не место тут, ты слишком хорош для вояки. Я не шучу. Джаред, я ведь сразу понял, почему ты здесь, я и сам… Если б ты только знал, сколько раз мне приходилось выслушивать про минетные губы, и про то, где мое место. Помнишь ведь, как тебя допекал Болс? Ну вот. И мне пришлось… Да, мне пришлось доказывать, прежде всего самому себе, что я чего-то стою. Джей, у меня пятилетний контракт, он скоро заканчивается, я должен успеть тебе сказать… Да, еще полгода. И когда я только-только пришел сюда, такие, как старина Болс, не давали мне проходу. Однажды я чуть было не прирезал одного охотника до моей задницы, и не знаю, чем бы все закончилось, мне повезло с сержантом. Был такой, Рейно, сейчас уже капитан, ну вот, он стал со мной заниматься. А потом… потом легче все пошло, но, знаешь, чувак, по секрету – ты акклиматизировался не в пример быстрее. Погоди, не сбивай. Думаешь, чего полковник вцепился в тебя? Ты станешь отличным офицером, но это все равно не твое, ты слишком… живой, что ли. Казарма, мундир, все по правилам, по расписанию, с девчонками напряженка, нет, нет. Что? И не мое тоже, да. У меня большие планы на будущее. Но я сейчас не о себе, я просто не хочу, чтобы ты застрял тут, Джей. Не делай то, о чем потом будешь жалеть, и да, у меня планы и на тебя! На гражданке, а ты как думал? Увидимся, конечно!
Дженсен наврал тогда, что они непременно увидятся. А может, ему что-то помешало встретить его, во всяком случае, когда Джаред по окончании службы высадился в порту Алерны и первым делом позвонил Дженсену его холодно приветствовал автоответчик. А потом, в течение нескольких месяцев, пока он устраивался в гражданской жизни, начал работать, записался слушателем на курсы МИСИ он так и не смог увидеться, или хотя бы поговорить с бывшим сержантом.
Через три месяца после армии в его жизни появилась Женевьев, и обида на Дженсена отошла на задний план, а еще через несколько лет, когда он экстерном закончил МИСИ, и родился Томас, а потом и Сэм, жизнь его была такой заполненной и счастливой, что внезапный звонок из прошлого выбил из колеи.
Это было так неожиданно, но Джаред узнал голос, и сердце сразу же тревожно забилось, ему показалось, что Дженсен – а это был он – испытывает боль. Он спросил, и как будто не было этих лет, пока они не виделись, так сразу снова плотно вошел в его жизнь этот человек, которого он считал другом:
– Что с тобой? Дженс, что с голосом?
– Я… У меня небольшие… неприятности. Ты можешь приехать?
Джаред прикинул, сколько раз в жизни ему приходилось слышать, чтобы Дженсен просил о чем-то. Ни разу. Явно случилось что-то серьезное, и разом стали неважны его ежедневные заботы, он уже прикидывал, как берет у Джеффа несколько дней за свой счет, и уже мысленно объясняет Женевьев, и целует на прощание перед дорогой Тома, а сам уже спрашивал:
– Ты где? Диктуй адрес, записываю. Алерна, больница Свя…Ты что, болен? Ладно, не перебиваю, где? Скоро буду, жди.
Джаред, пока ехал в Алерну на пятичасовом экспрессе, успел осознать, насколько стремительно ворвался в его жизнь Дженсен, и еще что-то – определение, которое он никак не мог толком сформулировать. Но оно вертелось на языке, в памяти – как будто Дженсен «вернулся». Это было так странно…
Жена на его невнятный лепет – мне надо, Жен, ты понимаешь. Это же Дженсен, помнишь, я тебе рассказывал? Только внимательно посмотрела на него своими темными глазищами, сказала тихо:
– Я понимаю. Не надо пересказывать мне снова, я помню, дорогой. Ты должен поехать.
И помогла собраться. И Джаред летел теперь на встречу с другом, которого не видел около десяти лет, сердце билось где-то в горле, его тошнило от волнения и беспокойства, и черт – он чувствовал себя дураком. Столько лет Дженсен знать его не хотел, а тут вдруг позвал, и Джаред мчится, даже толком не расспросив, что случилось, и чем он Дженсену может помочь.
Джаред потихоньку, стыдясь самого себя, отслеживал, как мог, жизнь бывшего друга, и знал, что в общем, у того все нормально – жена, дочь, даже своя фирма. И он до сих пор был обижен, вернее, обида забылась было, а тут снова вспыхнула и расцвела, такая яркая, живая, свежая – почему Дженсен не захотел даже просто поговорить, увидеться, и ладно бы, если бы не было обещаний.
Но сейчас было не до глупостей, и Джаред свою новую-старую острую обиду запихал поглубже, и в больницу прибежал встревоженный, и даже напуганный. Оказалось, о его приходе предупреждены, и его немедленно проводили в отдельную палату, где лежал Дженсен – Джаред уже успел узнать, что случилось. От сердца отлегло, хотя дела и впрямь были не очень хороши.
Дженсен, конечно же, изменился. Джаред хотел сделать морду кирпичом, но не сумел, стоило Дженсену только раз взглянуть на него, и усмехнуться, и сказать тихо, едва слышно:
– Быстро ты.
Джаред не мог контролировать лицо, просто стоял и смотрел – смотрел во все глаза, впитывал все новое, что появилось в облике друга, каждую новую морщинку около глаз, и да, Дженсен уже не был тем юнцом-сержантом – стройным, тонким-звонким – раздался, плечи широкие, перекатываются мышцы под тонкими рукавами пижамы, когда Дженсен поднимает руку, и Джаред крепко жмет протянутую ладонь.
Печать усталости на лице, и тяжкое, невыносимое беспокойство и даже страх в глазах. Джаред и забыл уже, что хотел изобразить официальность и отстраненность, спросил сразу:
– Что?
Но Дженсен не спешил, разглядывал его, и Джаред разволновался вдруг, и покраснел, Дженсен снова усмехнулся, предложил коротко:
– Садись.
Указал взглядом на стул, Джаред сел и требовательно уставился на Дженсена.
Дженсен вдруг спросил:
– Все злишься?
Джаред насупился, не сумел изобразить равнодушие, упрямо глянул сквозь челку:
– Неважно.
– И ты не хочешь знать, почему?
Джаред задумался было, потом махнул рукой:
– Думаю, нет. Лучше скажи, что для тебя сделать?
Дженсен вздохнул, и начал зачем-то объяснять:
– Так глупо все. На самом деле никаких серьезных причин. Просто жизнь, и все. А потом я как-то хотел встретиться, а у тебя сын только родился, ну и как-то так все.
– Я так и подумал, – Джаред нетерпеливо взмахнул рукой, пережидая острую, как тонкой иглой укололи, боль в сердце, и не веря – продолжая не верить, хотя почему нет? Скорее всего, так и было, он спросил с ноткой раздражения: – Дженс, сейчас это не важно. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Дженсен непонятно на него посмотрел, нахмурившись, и Джаред понял, что тот сделал усилие, чтобы удержать рвущийся наружу вопрос. Но не спросил, только крепко сжал губы, на лице вновь проступила тщательно скрываемая тревога и лишь через полминуты заговорил:
– Ладно. Джаред, мне нужно… на самом деле, немногое. Возьми ключи, вон там, в тумбочке. Запиши адрес, – Дженсен продиктовал, потом продолжил: – В квартире, я думаю, никого нет, я звонил уже… много раз. Ты тщательно осмотри все, одежные шкафы, обувные, секретер. Где находятся документы. Я дам тебе шифр от сейфа. Потом позвоню. Джаред, уже догадываясь, хмуро спросил:
– Что я должен найти?
Дженсен помолчал, и с явным трудом сказал:
– Записку. Что-то такое. И если нет одежды и… ну, ты понимаешь.
Заявка № 44 Название: Хочешь, я подарю тебе свой мир? Артер: ~bonny~ Автор: ValkiriyaV Бета: Del_ Жанр: RPS-AU Пейринг: Дженсен/Джаред Рейтинг: R Размер: ~ 15 000 слов Саммари: по итальянской пословице: яйца никогда не смогут танцевать с камнями. От автора: с любовью – для бонички скачать текстовый файл
Все началось с рекламного проспекта. Молли как бы невзначай, разнося кофе во время бурного совещания, подсунула Дженсену под локоть яркую книжечку. Дождавшись его недовольного взгляда, выразительно дернула бровями, и лишь потом ушла. Дженсен намек понял, сбавил децибелы, и совещание закончилось вполне мирно, но секретарша своих поползновений – отправить шефа в отпуск – не оставила. Скорее, это походило на осаду. Зная Молли, Дженсен понимал, что она не отступится, но сдаваться не собирался. Он выбрасывал буклет в мусорное ведро и уничтожитель бумаг, в окно, снова в мусорное ведро, но волшебным образом этот буклет появлялся на его столе, выглядывая ярко-голубым боком из-под клавиатуры, маячил ему с лобового стекла авто, зажатый под дворником, обнаруживался и в салоне и раз нашелся в его личном сортире. Эти пальмы под голубым небом даже приснились ему во сне. Дженсен и сердился, и смеялся, а Крис ржал во все горло и говорил:
– Ну все, считай, ты уже в Илейне, я уверен, она забронировала тебе номер в отеле. Никуда не денешься! Друг, я думаю, это неплохая идея. Как только закончим проект – смотайся туда. Я слышал много интересного: тепло, море, много красивых мальчиков… Ну-ну, не смотри так грозно! Я помню про Ричи. Слушай, хватит уже корчить скорбную морду, ну, не повезло один раз, подумаешь. И, к тому же, я не настаиваю на серьезных отношениях – поедешь, развлечешься, отдохнешь.
Дженсен не хотел говорить на эту тему, более того, Крис об этом знал, но как давний друг иногда позволял себе переходить границы личного пространства. Ну да, пора бы и забыть о неудачной любовной истории, он и забыл, но с тех пор постоянного партнера у него не было. Криса это беспокоило. Он время от времени пытался познакомить его с кем-то, ворчал, что Дженсен утонул в работе, и выстроил такой график, что в нем просто не было места для любовной интрижки. «Тебе надо расслабиться, – твердил Крис, – давай, Дженс. Оторвись уже!»
Дженсен все понимал – и что надо отдохнуть, и что Ричи не тот парень, о котором стоило бы переживать. Он и не переживал, удивлялся теперь какой был дурак, но видимо, не хотел признаться себе, что удар оказался чувствительным, таким, что рана до сих пор болела, стоило ее задеть. Послушать что ли Криса, а заодно и Молли, и отдохнуть, и даже, может быть – чем черт не шутит? – все получится? Крис, провожая Дженсена в Илейн, хлопал его по плечу, и ржал на весь аэропорт:
– Смотри, сними там себе шлюшку погорячей, и возвращайся довольным и натрахавшимся! Я жду фоток, жеребец!
Дженсен краснел, оглядывался, и злобно шикал на распоясавшегося дружка. Но Криса не переделаешь, какой есть, зато друг настоящий, и лучший в мире партнер по бизнесу, и вообще – это же Крис! Крис видел, как Дженсен злится, ухмылялся нагло, щурился и добродушно-развязно говорил:
– Я тоже поеду развлекаться, у меня гонки в Чето, ну помнишь, в прошлом году выиграл? Да, точно! Получилось отлично, в этот раз так просто не выйдет. Там будет хороший соперник, Стив Карлсон. Я рассказывал тебе! Не помнишь? Потом все расскажу, ты, главное, помни, что я тебе сказал! Найди горячую дырку, и оторвись по полной, ну!
В салоне самолета Дженсен, успокоившись, усмехался, вспоминая наставления друга, и, честно, совсем не вспоминал Ричи. В конце концов, это было так давно. Парень после Дженсена сменил уже десяток партнеров, и это только те, о ком Дженсен знал. Откуда он это знал? Дженсен старался об этом не думать. И, конечно, он не вспомнил о Ричи, когда в залитом солнцем зале аэропорта Илейна на него налетел кто-то, выбив сумки из рук, и принялся суматошно извиняться, помогая поднять разлетевшиеся вещи. Дженсен немного рассердился, и хотел высказаться в том смысле, что смотри под ноги, приятель, но когда парень выпрямился и, улыбаясь, протянул ему сумку, Дженсен действительно забыл Ричи.
Честно сказать, он вообще забыл обо всем, он просто замер, и смотрел, смотрел – и удивлялся, и не верил своим глазам – такие бывают? И просто любовался. Парень не был красавцем, но, черт! Эти ямочки, эта ослепительная, немного смущенная улыбка, глаза с таким необычным разрезом, блестящие, любопытные, живые, и волосы, которые немедленно хотелось потрогать. Они казались мягкими, шелковистыми, длинные, почти до плеч. Обычно Дженсен не любил такую прическу у парней, но как ему шло! Высокий, подтянутый, веяло от него тем особым, сытым благополучием, какое дает круглый счет в банке, а еще море лукавого обаяния, тем более очаровательного, что незнакомец пытался изобразить смущение. Дженсен не смог удержаться, улыбнулся в ответ.
И понял, что пропал – парень в ответ включил свое бронебойное обаяние в полную силу, засиял еще ярче. Хотя куда, казалось бы, еще? Но улыбка была ослепительной, как солнце.
Дженсен заторможено взял сумку. Парень еще раз извинился, и, легко разрезая толпу, двинулся к выходу, а Дженсен долго стоял и смотрел ему вслед, впервые в жизни сожалея о том, что не умеет как Крис – просто завязывать отношения. Вот же он, идеальный, с кем можно было бы неплохо провести эти две недели, а он стоит и уныло размышляет, что нельзя и неловко, и вообще, нехорошо приставать к людям, ни с того ни сего предлагая потрахаться. Ну, положим, даже просто предложить встретиться и выпить кофе или чего покрепче неловко, еще неизвестно как парень отреагирует.
В отеле, который, как и предполагал Крис, выбрала с особым тщанием секретарь и помощник Молли – номер был чудесный, с окнами на море, и настроение Дженсена немного улучшилось. Конечно, жаль, что неизвестный парень вне досягаемости, но вот портье сразу ему принес кучу буклетов с самыми разными развлекательными заведениями, и почему-то среди них затесалась черная с золотым тиснением визитка с загадочным значком Х и с изображением парня в маске.
Никаких телефонов-адресов на черной визитке – или приглашении? – не было. Заинтригованный Дженсен вызвал портье, и потребовал объяснений.
Портье сперва сделал вид, что сунул визитку в кучу буклетов по ошибке, но Дженсена было не провести, он прижал парня, и выяснил, что отель, оказывается, специфический, вот Молли! Даже не предупредила, впрочем, от ехидны следовало ожидать подобного. Ну и, раз в отель заселялись парочки определенной ориентации, то и развлечения им предлагались соответствующие.
Дженсен отпустил растерянного портье, и несколько минут боролся с собой – ему хотелось позвонить Молли и разораться, но, с другой стороны, предусмотрительность своего помощника он ценил. Ну не без недостатков, да, тоже стремилась, как и Крис, сунуть нос в его личные дела.
К вечеру Дженсен остыл, и был заинтересован уже настолько, что таки отправился в этот полуподпольный клуб Х. Клуб находился не так далеко, в трех кварталах, он сам ни за что бы не отыскал его за неприметной подвальной дверью, но волшебник-портье вызвал ему такого же всезнайку таксиста. Дженсен посмеивался про себя в предвкушении приключений – ему было весело и бесстрашно. На входе его снабдили маской, небрежно заметив, что совсем необязательно прятать такое красивое лицо, Дженсен вспыхнул, потом рассмеялся. Вошел внутрь, держа маску в руке – ему казалось, что в такой темноте ему маска будет только мешать. К тому же его здесь никто не знал, и к чему скрываться?
Скоро Дженсен понял, почему клуб закрытый. Его соседи за ближним столиком курили травку, а в нише за спиной, Дженсен хоть и не видел, но слышал, что там уже вовсю трахаются. Странно было сидеть тут, и любопытно. Дженсен почему-то именно сейчас задумался о себе, о том, что он, такой преуспевающий, благополучный, законопослушный делает тут? И в то же время обстановка его дико заводила, хотелось тоже схватить кого-нибудь, да вон хоть того высокого парня у стойки, притянуть, поцеловать жадно, бесцеремонно, забыть о нормах приличия, стать на время таким, как они все – развязным, горячим, оторваться, как советовал Крис. Как он сам хотел. Пока Дженсен боролся с собой, тот парень у стойки словно услышал его желание – обернулся, и улыбнулся очень знакомо. Дженсен затаил дыхание, не веря своим глазам, а парень уже встал и двинулся к нему, шел он так, что Дженсен засмотрелся – легко, красиво, непринужденно, раз – и уже стоит рядом, и склоняется над столиком и улыбка такая же, как в аэропорту – немного смущенная, и лукавая. Без приглашения парень сел за столик:
– Привет. Скучаешь?
Дженсен помедлил с ответом, он правда не знал, что сказать. Он ведь пришел сюда развлечься? Он хотел снять кого-нибудь, но почему тогда где-то внутри что-то царапает, как будто все идет слишком гладко. Как проверить, слишком ли гладко – он ведь никогда не заводил курортных романов… Парень не стал дожидаться ответа, стащил маску, бросил ее на столик и пожаловался:
– Дурацкая маска. Ничего не видно, чудо, что я увидел тебя в ней. Хотя тебя трудно не заметить.
Дженсен хмыкнул, сдерживая изо всех сил улыбку, и нарочито равнодушно спросил:
– Ты ко всем так подкатываешь?
Парень откинул голову и рассмеялся, и этот чистосердечный смех живо отозвался в груди Дженсена. Его секретарша говорила, что смех много может рассказать о человеке, и если человек не умеет смеяться, гадко хихикает, хрюкает, или издает еще какие непотребные звуки – стоит отнестись к нему настороженно. Дженсен всегда издевался над этой ее теорией, но сейчас откровенно наслаждался смехом парня – теплым, жизнерадостным. Так смеются люди, которым нечего скрывать, открытые, счастливые, доброжелательные. Он как будто делился своей радостью со всеми, кто поблизости – люди оборачивались, и, заражаясь его смехом, улыбались в ответ, даже не зная причины смеха. Отсмеявшись, парень легко – он все делал легко – согласился:
– Да, это стандартная фраза. – И неожиданно признался: – На самом деле ты такой классный, что я растерялся, и не знал, что сказать. Вот и ляпнул. Ты… как воплощенная фантазия. Таких не бывает.
Дженсен повел плечами – отчего-то в темном, жарком помещении его пробрал озноб – незнакомец повторял его слова, его мысли. Дженсен так думал об этом парне, а в отношении себя услышать те же мысли было несколько странно.
Похоже, молчание Дженсена было принято парнем, как неодобрение. Он вдруг наклонился над столиком, пытаясь заглянуть в глаза Дженсена, заговорил сбивчиво, и так искренне:
– Я что-то не то сказал? Прости, пожалуйста. Хочешь, я закажу для тебя «Искры радости»? У них такой коктейль есть, мне очень нравится. В знак того, что я… хм. Я просто… Ну, я не хотел обидеть.
– Все в порядке, – отозвался Дженсен, не хотел, само сорвалось, вот так гипнотизирующее на него действовал этот обаятельный парень. Он ведь и в самом деле не сказал ничего такого, просто показал свою заинтересованность. Дженсену лишь осталось выбрать стиль поведения. А он все никак не мог поверить, все сомневался, черт знает, почему. Всегда был подозрительным. И вдруг решился, наклонился тоже над столиком, ближе к парню. Спросил, медленно, значительно улыбаясь:
– «Искры радости»? И часто ты тут бываешь?
Парень не успел ответить. Под потолком вспыхнул свет, яркий, ослепительный, громкий мегафонный голос заполнил уши:
– Внимание! Полиция Илейна! Всем оставаться на своих местах, и приготовить документы для проверки!
Дженсена оглушило пониманием, что он влип в историю, вокруг, вопреки приказу полиции, все забегали, заорали, кто-то выстрелил вверх, свет опять погас, но он не успел испугаться, или что-то предпринять – почувствовал на запястье крепкую хватку, и услышал голос своего спутника, тот крикнул в полный голос:
– Бежим!
Дернул его за руку, и потащил куда-то, в полной сумятице и темноте. Дженсена толкали, отдавили ноги, а его проводник, то ли видел очень хорошо в темноте, то ли ориентировался в клубе – скоро вытащил его из залы через какую-то маленькую, в пояс, дверь, выпихнул в коридор, крикнул:
– Не останавливайся. Быстрее, туда! Снова наркоту ищут, и кто только навел…
Дженсен и опомниться не успел, как парень вытащил его на улицу, все так же крепко держа за руку, потащил в какой-то переулок, они долго петляли по узким улочкам, пока не выскочили на набережную. Мирное спокойствие, царившее тут, уютное, вечернее, парочки, обнимающиеся на парапете и мирно прогуливающиеся, свежий ветерок с моря – охладили и успокоили беглецов. Они как будто выпали в совсем другой мир – теплый, ласковый, полный неги, чувственный, нежный, ленивый, как раз подходящий для любви и признаний.
Казалось, отдышавшийся парень тоже проникся идиллической картинкой, посмотрел искоса на Дженсена, и сказал:
– Как мило.
– Ага, – Дженсен улыбнулся от уха до уха, и, наконец, спросил: – Тебя как зовут, спаситель?
– Да ладно, – ухмыльнулся парень, – ты чист, тебя сразу бы отпустили. Ну, продержали бы ночь в обезьяннике.
– А ты? – заинтересовался Дженсен. Парень не походил на наркомана от слова совсем. А тот расхохотался и ответил:
– А я просто не хочу сидеть ночь у копов, когда можно провести время гораздо интереснее.
Посмотрел на Дженсена очень выразительно, и, наконец, сказал свое имя:
– Джей. Зови меня Джей. А тебя зовут…
– Дженсен.
Потом они прогулялись, как классическая парочка, по набережной, посидели в кафе под открытым небом, вернее почти под открытым – над ними колыхался и покачивался на свежем ветру синий с красным зонтик, предназначение которого было неясно сейчас, ночью, разве что от дождя? Но все эти мелочи, детали Дженсен замечал лишь краем глаза, все его внимание занял Джей.
Джей – почему Джей? Одна буква. Ну ладно, хочет, пусть будет Джей. Пока достаточно, а потом, если понадобится, он узнает больше, и Дженсен чувствовал, знал уже, что понадобится, и он хочет, уже хочет знать про парня все, абсолютно все.
Джей, с ним так легко было, как будто они знали друг друга сто лет, или это действовало неотразимое обаяние Джея, или море и здешний климат свели его с ума? С Джеем, казалось, можно говорить на любую тему, им нравились одни книги, и они болели за одну команду, и время летело так быстро и незаметно – удивительно. А потом они поняли, что уже почти утро, и Джей, оказывается, остановился в соседней гостинице, но он захотел посмотреть на номер Дженсена.
А потом выяснилось, что Джей очень хорошо смотрится не только в одежде – без нее он просто неотразим, хорош, как бог и Дженсен, потеряв голову, шептал это, вбиваясь в красивое, гибкое, сильное тело, так легко, с такой готовностью принимающее его, так, будто Джей хотел только его, ждал только его. Дженсен не мог никак остановиться, насытиться, Джей смеялся негромко, сыто блестя глазами, шутил: «Ты как голодный, давно не было никого?» – «Не было, не было, такого – точно не было». Дженсену стоило только посмотреть на его спину, влажную от пота, красиво изгибающуюся, услышать стоны: «Еще, давай, пожалуйста, Дженс, как хорошо», стоило взглянуть на темные влажные ресницы, на искусанные губы – и член вставал снова, и он снова трахал его, это было какое-то безумное, сумасшедшее утро, не ночь, ночь давно ушла, и это было все неважно, пока совсем обессиленный, Дженсен не рухнул на Джея, со стоном:
– Ты охуительный…
Засыпая, слышал, как довольно смеется Джей, и был абсолютно счастлив. Он вспоминал напутствие Криса и улыбался про себя – оно сбывалось, все, чего ему желал друг. Он был довольным и натрахавшимся, уже в первый день, и отпуск обещал быть насыщенным.
Когда счастлив, время летит так быстро, так незаметно. Все его дни были и похожи и не похожи между собой, каждый приносил новую радость узнавания. Джей все сильнее проникал в кровь, в мозги, врастал в Дженсена, становился необходим как воздух, как свет, как сама жизнь – Дженсен иногда пугался этого. Пугался, и не мог понять, как так случилось, что этот парень стал необходим, стал нужен, и страшно становилось от мысли, что когда-нибудь идиллии придет конец. Дженсен уже через пару дней после знакомства прилежно, в своей манере, наводил справки про Джея, как узнавал когда-то про Ричи. Все выглядело идеальным. Джей оказался Джефферсоном Райтом, и Дженсен тут же решил, что Джей звучит лучше, правильней. Джефферсон – это имя как-то совсем не шло его Джею. Двадцать пять лет, закончил обучение в престижном учебном заведении, работает на своего отца, в небольшой фирме, приезжает в Илейн отдыхать уже третий раз, и отпуск его скоро заканчивается, и надо что-то решать – Дженсен не готов был расстаться с Джеем. Так хорошо ему никогда не было, ни с Ричи, ни с кем, никогда. Джей словно предугадывал его желания, настроение, он всегда мог развеселить его одним только своим присутствием, улыбкой, шуткой – и где-то через неделю после знакомства Дженсен понял, что влип. Влюбился, как мальчишка, от этого было и страшно, и так хорошо, и так волнительно – и все равно хорошо – он наконец-то чувствовал себя живым, смеялся в голос, реагировал на шутки, шутил сам, он жил полной жизнью, и хотел, чтобы так было всегда. И еще Дженсену казалось, что Джей чувствует то же самое. Вот казалось так, и все! Невозможно подделать блеск глаз, улыбку, смех, невозможно – Джей был такой настоящий. Они бродили целыми днями по городу, любовались на достопримечательности, целовались в укромных уголках, а ночью не могли насытиться друг другом. И время убегало – его оставалось все меньше, наполненного теплом, светом, любовью – Дженсен считал дни, и становился все серьезней. На тринадцатый день он сбежал от Джея, отговорившись какой-то ерундой, зашел в ювелирный и купил кольцо. Выбирал тщательно, долго, нашел, как ему казалось, самое лучшее: несколько крошечных бриллиантов, вплавленных в белое золото - стильная печатка, очень подойдет его Джею. Если он согласится.
Потом Дженсен не мог простить себя за то, что оставил Джея, ну что стоило ему никуда не ходить, или признаться, и пойти в ювелирный вместе. И все, все было бы, возможно, по-другому. Не случилось бы того, что случилось.
Дженсен вернулся в номер, и не обнаружил там Джея. Удивился, вроде оставлял спящим, и тот никуда не собирался. Дженсен позвонил Джею, но телефон оказался отключенным, и тут он ощутил первый укол тревоги. Что-то было не так. Номер выглядел не так, все валялось в беспорядке, словно тут дрались, или что-то искали.
Дженсен звонил и звонил, но все было бесполезно. К вечеру он начал сходить с ума от беспокойства: он сбегал десять раз в соседнюю гостиницу, к Джею, успел надоесть тамошнему портье, успел испугаться всерьез, когда, наконец, ему позвонили.
Выслушав звонившего, Дженсен без слов опустился на стул, и сидел некоторое время в оцепенении, так нелепо и чудовищно было то, что он услышал. Никак не укладывалось в голове. Джея – похитили. Джея похитили, и требовали с него – с него! – пятьсот тысяч долларов, иначе грозились прислать ему завтра по почте его кисть. Это было просто невозможно, дико! Первым побуждением Дженсена было позвонить в полицию, он почти уже набрал номер, но тут его обуял дикий страх. Нелепо, невозможно, и глупо, но рисковать Джеем он не мог, никак, просто не мог. Стоило только представить Джея в руках бандитов, все внутри опускалось, слабели ноги, и делалось так страшно – до тошноты. Он только нашел его. Он не может сейчас его потерять, нет! От бессилия и бешенства все путалось в голове, Дженсен никак не мог связно мыслить – все заслонял страх. Новый звонок подействовал так, что он чуть не выронил телефон. Это были похитители.
– Надумаешь звонить в полицию, сразу прирежем твоего любовничка, – заявил бандит, словно точно знал, о чем думает Дженсен.
Дженсен сцепил зубы, и попытался успокоиться. Похититель продолжал, нарочито грубым голосом:
– Через час жди звонка. И готовь деньги, наличными.
– У меня нет столько наличных, – выдавил Дженсен.
– Ищи, – лаконично ответил похититель, и отключился.
Следующий час Дженсен совершенно не помнил, впрочем, деньги достать ему удалось, банки работали, а дальше он сидел и ждал звонка, ждал. Ждал, ждал, но похитители все не звонили.
Дженсен уже отчаялся, когда глубокой ночью раздался звонок. Теперь с ним разговаривал кто-то другой, похититель спросил отрывисто:
– Деньги нашел?
– Да, – проскрипел Дженсен.
– Отлично. Тогда выезжай прямо сейчас – шестьдесят девятое шоссе, на пятнадцатый километр. И не смей привести хвост, приятель, иначе твоему дружку кранты. Все понял?
– Дайте мне поговорить с Джеем, – с трудом произнес Дженсен, – я никуда не поеду, пока не пойму, что он жив.
Удивительно, но они послушали его. Почти сразу Дженсену слышал взволнованное, испуганное:
– Дженс?.. Дженсен, я…
От облегчения, что Джей жив, Дженсен вскочил и закричал:
– Джей, потерпи, я сейчас, я еду!
Но ему уже отвечал чей-то насмешливый, грубый голос:
– Давай, парень, поторопись, целее будет твоя дырка.
Дженсена обуял гнев, он хотел крикнуть: «Суки, если только волос упадет с его головы!» – но понимал, что ничего не сможет сделать. От бессилия хотелось рычать, и бить кулаком в стену. Подонки отключились, и надо было ехать, спасать Джея, а не беситься. Он усилием воли подавил ярость, быстро схватил кейс, и вышел в ночь – машину он взял в прокат вечером, предполагая, что она ему понадобится, так и случилось.
Как он добрался до назначенного места встречи с преступниками, Дженсен плохо запомнил, от дикого напряжения и страха он просто не мог ни о чем думать, боялся, что вылетит с дороги, но ему все-таки удалось доехать без приключений. Остановился под приметным плакатом, притушил фары и вышел из машины, растерянно оглядываясь – никого нет, но потом заметил – в лес уводила гравиевая, заросшая травой дорога, тут же он увидел и машину, спрятанную в кустах. Сердце забилось в горле, зашумела кровь в ушах – Дженсен не раздумывая, шагнул вперед, крепко удерживая в руке кейс. Сразу же рядом с темным джипом выросли две фигуры, и двинулись ему навстречу. Остановились они в двух шагах друг от друга.
– Принес деньги? – все с той же насмешливо-высокомерной интонацией спросил высокий, заросший бородой по уши мужчина в низко надвинутой на глаза кепке, и Дженсен сразу узнал голос того, кто звонил второй раз. Гнев снова плеснул по венам, Дженсен с трудом сдержался, чтобы не выругаться, аж зубы сцепил, выдавил, и сам не узнал свой голос:
– Где Джей?
– Что ему сделается, в машине сидит, – пренебрежительно сказал второй похититель и потребовал, протянув руку: – Давай кейс.
Дженсен покрепче вцепился в ручку, силясь в темноте разглядеть - есть там кто-то в салоне? Но не видно было ничего, и он решительно заявил:
– Пусть он выйдет.
Бородатый хмыкнул и, повернувшись к джипу, крикнул:
– Лысый! Выпусти наше золотце, пусть клиент убедится, что с ним порядок.
Их трое – отметил про себя Дженсен, и тут же подумал, что, может и больше. Действовать нужно крайне осторожно. Впрочем, сейчас, он прекрасно понимал – от него очень мало что зависит. Он один, без оружия, в окружении бандитов, и было верхом глупости лезть сюда одному, но теперь думать об этом было поздно. С лязгом открылась дверь урчавшего джипа, и наружу выпал Джей – Дженсен узнал его по голосу, когда тот выругался, неудачно приземлившись на колени – сердце радостно прыгнуло – жив! Господи, жив. Может, их и не убьют, не все воры – убийцы. Ну пожалуйста, пусть они заберут только деньги. Пожалуйста, пожалуйстапожалуйста.
Джей, запинаясь, двинулся к ним, стоявшим в свете фар джипа. Дженсен до боли в глазах вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть его. И чем ближе Джей подходил, тем сильнее колотилось в груди сердце – живой, хоть и помятый и губа вон разбита. Господи, только бы им выбраться, а потом он найдет их, и даже – черт бы с ними! - может, и не будет искать, лишь бы уйти.
Джей остановился, неловко улыбнулся:
– Джен, я…
Тут же резко и властно вмешался бородатый:
– Кейс давай.
Дженсен после секундного замешательства опустил кейс на землю и сказал, изо всех сил стараясь выглядеть спокойно:
– Пусть он подойдет ко мне.
Второй похититель, более нервный, выхватил пистолет и наставил его на Дженсена, выкрикнул злобно:
– Ага, сейчас! Сперва давай, кидай сюда кейс!
Дженсен пнул чемоданчик, тот проехал два шага к ногам похитителя, бандит с пистолетом сразу сел и начал суетливо его открывать, отложив оружие в сторону и бормоча ругательства. Дженсен позвал, весь дрожа от напряжения:
– Джей.
Джей встрепенулся и шагнул к нему, один шаг, второй и вот он, рядом, и Дженсен держит уже его за плечи и шепчет, как заведенный:
– Все будет хорошо, все будет хорошо…
Как вдруг бандит, открывший кейс, вскочил и заорал:
– Кукла! Сука, это кукла!
Ошеломленный, Дженсен сказал:
– Что? Нет!
Бородач выкрикнул злобно:
– Ах ты, падаль!
А второй бандит вдруг начал стрелять, стрелять в спину Джея, а может, он хотел попасть в Дженсена, но так вышло, что тот загораживал его собою. И вот уже – как в замедленном кино – Дженсен с ужасом смотрит, как расширяются глаза у Джея, как он шепчет его имя и падает, падает на колени – Дженсен не смог его удержать. Из уголка рта Джея течет кровь, он валится ничком, а на спине, на его светлой куртке расцветают темно-бордовые, почти черные в темноте пятна. Дженсен, не веря, что произошло самое страшное, стоит на коленях – он тоже успел упасть на колени, когда? – и как во сне, проводит руками по спине Джея и его руки становятся липкими и черными – в темноте черными, а потом на голову ему обрушилась скала, и Дженсен исчез.
Огромные колеса грохотали в голове, выли жуткие голоса, и Дженсен никак не мог вынырнуть из этого кошмара. Нужно было вернуться – срочно, что-то было не так, случилось что-то ужасное, плохое, или только приснилось? С трудом Дженсен разлепил глаза, и увидел как рядом, перед самым лицом на гравиевой дорожке ветер теребит одинокую купюру – и разом нахлынули воспоминания, от которых волосы зашевелились на голове. Дженсен застонал, и с трудом сел, оглядываясь, страшась увидеть труп, но… ничего, нет трупа, ничего нет, разве что эта одинокая купюра. Дженсен, борясь с головокружением, пополз на карачках, дико осматриваясь, ну должны же быть следы? Какие-то? Хоть что-то? Но вблизи, и при другом освещении – все казалось незнакомым. Дженсен с трудом встал, и огляделся – он не узнавал этого места. Плакат! Там же был плакат, он помнил рекламный плакат рядом с машиной. Дженсен, еле переставляя ноги, побрел на звук проезжающих автомобилей и скоро вышел на шоссе, но поблизости не было никакого плаката, и арендованной машины – его машины – тоже не было и следа.
Дальше Дженсен не любил вспоминать, но все было похоже на какой-то страшный непонятный фильм, в котором он определенно играл главную роль, но совершенно не понимал, что происходит. В полиции его выслушали нехотя, и сразу начали допрашивать по поводу того, где он так накачался, и кто его снабжал наркотой. Разбирательство затянулось на долгие часы. Дженсен узнал, что у него, оказывается, украли день жизни. Весь этот день он провалялся в отключке в лесу, и прежде чем ему удалось это доказать, прошли еще сутки. Потом полиция прочесала лес, и ничего не обнаружила – Дженсен сам нашел то место. Где, как он думал, все и случилось, но там не было никаких следов крови. Правда, полицейские нашли использованный шприц, и только чистые вены с одним единственным свежим следом укола спасли Дженсена от новых разбирательств – полиция нехотя согласилась, что его вполне могли накачать, а мог и сам ширнуться, ведь мог?
Во все остальное – похищение и убийство – они верить отказывались, объясняли глюками. Мол, под наркотой оказался впервые – если не врешь – вот и привиделось с непривычки, но главным аргументом было отсутствие следов преступления.
Дженсен впервые ощущал себя таким беспомощным, и разбитым, его считали за психа и советовали идти выспаться, смеялись над ним, и не принимали всерьез. Это было так страшно – очутиться как в кошмаре, и главное – Джей. Все, чтобы он не сделал сейчас – совершенно бессмысленно – Джей погиб, он видел это собственными глазами. Наверняка его труп спрятали, как цинично говорил один из копов: Нет тела - нет дела. Тело – это Джей, его Джей, которому он так и не подарил кольцо.
Дженсен вспомнил про кольцо, только вернувшись в номер, но в кармане его не было, и он тут же забыл о нем – какая теперь разница. Измученный, он рухнул на кровать и проспал еще сутки, а утром его разбудил настойчивый звонок. Молли беспокоилась, что он не вернулся вовремя и еще его ждет Крис и новая, очень серьезная сделка, и Крис очень-очень просит его вернуться поскорее…
Наверное следовало остаться, и разобраться со всем, но Дженсен чувствовал себя опустошенным настолько, что не готов был снова идти в полицию. Самое страшное уже случилось, и это не исправить. От этого опускались руки, какой смысл искать этих подонков – Джея не вернешь. Дженсен собрался в полчаса и уехал в аэропорт, прощаясь, как он думал, навсегда с этим проклятым городом. Но все обернулось иначе.
Крис – сразу заметил, что с ним неладно, еще встречая в аэропорту, посмотрел раз и сразу посерьезнел, спросил отрывисто:
– Случилось что-то? Дженс, что?
Дженсен был не в силах даже изображать, что все нормально, молча покачал головой, мол, потом, попросил только: – Домой.
Ну конечно, Крис не отстал, и пусть в день приезда Дженсен захлопнул перед его носом дверь, а сам потом пил до утра, пил все, что нашел в доме, но никак не пьянел – на следующий день Крис снова пришел, но Дженсен выставил его, и еще через день, и через неделю. Но однажды, когда Крис пришел к нему в кабинет, и рявкнул: «Хватит увиливать! Расскажешь все сейчас, не выпущу, пока не расскажешь!» – у него вдруг не осталось сил его прогонять.
Дженсен молчал, и смотрел перед собой, и думал: ну как объяснишь? Ну вот как – и что? Что влюбился, как дурак, что потерял Джея, едва успев найти? Что похищение какое-то очень мутное, и странное, особенно это понятно теперь, по прошествии времени? Но с другой стороны у него не было возможности сравнить, какие они вообще бывают, эти похищения, и очень не хотелось ничего рассказывать Крису. Опять будет жалеть его – тебе так не везет с парнями! – что совершенно невыносимо. И еще – все казалось бессмысленным, пустым – ненужным. Зачем это все? Компания эта, работа. Крис этот суетится, Молли смотрит, как на больного – утомительно, грустно, раздражает.
Алкоголь совсем не помогает, лишь притупляет боль, и каждый вечер превращается в пытку – пытку воспоминаниями и сомнениями, в обнимку с бутылкой виски, в одиночестве, в холодной, вдруг ставшей такой неуютной и пустой квартире. Он искал в каком-то отупелом состоянии место, где приткнуться, и не находил, бродил неприкаянно по квартире. Раз застрял в ванной, было почти уютно в теплой воде, в алкогольном полузабытьи, почти засыпая, даже в таком состоянии пытался понять – можно ли было избежать трагедии, и почему – Джей…
Хотелось спрятаться в какое-нибудь тихое местечко, где никого нет, или просто – исчезнуть, чтобы не думать больше. Не мучиться, что мог спасти, и не сумел, и почему так вышло? И что вообще случилось? Деньги были настоящие? Ведь настоящие, он брал их в банке, что тогда случилось? И… Джей. Он теперь снился ему, каждую ночь, каждую ночь умирал у него на глазах, падал на колени, из уголка рта текла кровь, глаза закатывались, и Дженсен просыпался с криком, и долго потом не мог уснуть. И как все это рассказать?..
Крис вдруг оказался совсем рядом, развернул его кресло к себе, навис над ним, не скрывая тревоги в голосе, спросил мягко:
– Ну что ты? Ты же там не убил никого? Джен, я видеть не могу тебя таким, расскажи, ты же знаешь, я с тобой. Я на твоей стороне.
И Дженсен не выдержал, как плотина рухнула, он спрятал лицо в ладонях и затрясся от рыданий, раздирающих горло, с трудом, кое-как, пробормотал:
– Это тоже самое… Почти тоже самое. Можно сказать, убил… Из-за меня. Все из-за меня…
Крис скоро отнял его руки от лица, сунул ему стакан, приказал:
– Пей.
Дженсен послушно выпил – и задохнулся от крепости напитка, но скоро тепло разлилось по всему телу, Крис протянул ему платок, потом еще налил, снова заставил выпить. Сел напротив – они касались друг друга коленями – попросил снова, негромко, настойчиво:
– Расскажи. Как это – «почти убил»?
Дженсен вздохнул прерывисто, вытер лицо, стесняясь слабости. Отвернулся, сказал грустно:
– Ну… так.
Крис слушал внимательно, задавал наводящие вопросы – неожиданные, странные, и от них Дженсен начинал видеть все совсем в другом свете. Столкнулся с ним случайно? Уверен, что случайно? Как он выглядел? Внушает доверие? Хороший мальчик, хм? Он сам налетел на тебя? Он сам подошел к тебе в клубе? Знает расположение, бывал там раньше. В этом подозрительном месте? Не слишком подходящее место для хорошего мальчика, не находишь? В темноте – нашел выход? Знал, что бывают облавы. Не хотел попадать в руки полиции. Хм-хм.
Особенно Крис заинтересовался официальной легендой. Джефферсон Райт? Ну-ка, ну-ка… Дай-ка мне ноутбук. Где, ты говоришь, он учился? Да, был такой. И да, работает в фирме отца, и в данный момент времени находится в свадебном путешествии с мисс Олли Семсон, где-то на Гавайях. Крис развернул к нему экран ноутбука и поинтересовался:
– Он?
На экране улыбался белокурый плотный юноша, к которому льнула рыжая девчонка, и он даже отдаленно не похож был на его Джея. Джефферсон Райт. Но он же видел совсем другое фото…
– Нет, – прошептал Дженсен, – нет.
Крис кивнул, как будто знал его ответ заранее, захлопнул ноут и спросил деловито:
– У тебя есть его фотография?
– Нет… Крис, что происходит? – не выдержал Дженсен. – Я точно помню, заходил на сайт компании его отца, видел фотографии там, и видел подписи, и там владелец – его отец, а университет – я даже не полез уже туда, что? Что ты так смотришь?
– Фейк, Дженс. Это можно сделать, потом снести, ты ведь название сайта компании знаешь со слов Джея? Как, ты говоришь, он назывался? Должно быть что-то броское, запоминающееся.
Крис снова открыл ноут, бормоча, что ему нужна фотография этого парня, сайт оказался снесен, но ушлый Крис нашел какие-то сохраненные страницы и торжествующе улыбаясь, спросил:
– Это?
Со страницы несуществующего сайта Дженсену улыбался Джей – так искреннее и легко, так по-настоящему, что Дженсен ощутил острый укол боли в сердце. Смотрел внимательно, и пытался понять – неужели это все была ложь? Неужели?..
Крис хмыкнул одобрительно, рассматривая Джея, и Дженсен почти ненавидел его в эту минуту, свидетеля своего позора. Крис же вдруг хлопнул его по плечу и заявил:
– Вот что, друг. Едем в Илейн. Я не дам тебе умереть от угрызений совести. Не буду пока ничего утверждать, но мне кажется, твой Джей жив.
На Дженсена слова Криса произвели самое неожиданное впечатление. Он сам не понимал, что такое творилось с ним, почему вместо гнева и ярости первое чувство – облегчение, такое сильное, что от него кружилась голова. Уже потом нахлынули надежда, радость, обида, боль. Пусть, ну пусть даже его обманули, ладно – зато Джей, возможно, жив!
– Ты думаешь, – неуверенно начал он, – они не убили его? Но как? Я же видел кровь, и как он дергался под выстрелами и падал…
Дженсен содрогнулся, и поскорее отогнал воспоминания. Крис не насмехался, просто смотрел внимательно, словно оценивая его вменяемость, помолчал, сказал спокойно:
– Надо все проверить. Не хочу тебя расстраивать, но, похоже, что это банда. Одному такое не провернуть. Может быть, твой Джей и не хотел разводить тебя, может быть, ему пришлось. Я не ищу ему оправданий, но заранее судить не буду. Поехали, разберемся.
Илейн встретил их неизменным солнцем, синим морем, зелеными пальмами, веселыми носильщиками, но Дженсен больше не доверял красивой картинке – он смотрел вокруг так, будто прибыл тайно шпионом во вражеский лагерь. Он все время вспоминал, детально, по минутам, с момента знакомства с Джеем – все их разговоры, прогулки-свидания, ночи, было больно, но он упорно прокручивал и прокручивал каждую сцену, взгляд, и смотрел теперь на все по-другому. Он почти поверил Крису, хотя тот больше ничего не говорил, просто в своей любимой манере заставил самого Дженсена сделать выводы, понять, что оказался жертвой обмана, аферы, где на кону были деньги, немалые деньги. Понял, но не мог поверить до конца – никак не мог, ну пусть, да, Джей обманул, но, может быть, его заставили? Дженсен готов был простить, он уже простил. А может, у Джея не было другого выхода, он же видел ссадину на лице и, может быть, его на самом деле убили. Не поделили чего-то, и… Дженсен не хотел верить в его смерть, и не знал уже, что думать, он дошел до такой степени, что обозлился сам на себя, и твердо решил узнать правду. Все лучше, чем мучиться и строить предположения. А если Джей жив – хорошо. Правда – хорошо, пусть он будет жив, будет у кого спросить, что же на самом деле случилось.
Они остановились в той же гостинице. Крис сразу же убежал арендовать автомобиль, заявляя, что не намерен шастать по городу пешком, а вечером они поехали в клуб Х. Машина оказалась на удивление приличной, не та развалина, которую впопыхах взял напрокат Дженсен в прошлый приезд, Дженсен даже удивился вслух. Крис расцвел довольной улыбкой:
– Ну, ты же знаешь, я не буду ездить на всяком хламе. Только не спрашивай меня, сколько стоит час аренды, угу?
В клубе в этот раз было почти пусто, и раздраконенный Дженсен сразу направился к бармену с фотографией Джея. Через полчаса, став беднее на полсотни баксов, Дженсен знал, что парня на фотографии зовут Джаред. Джаред Падалеки, и, похоже, Крис оказался прав. Для хорошего мальчика Джей – Джаред – слишком часто посещал это место, впрочем, бармен сразу сказал:
– Не, вы его тут не дождетесь. Он свалил, появится не раньше чем через полгода или через год. Я слышал, у него удачно акция последняя прошла, хорошо наварился, так что нет, теперь долго не появится.
Дженсен замер, переваривая информацию: Джаред жив, и акция – вполне вероятно – это он, и очень не похоже, что «его заставили»…
Дженсен медлил, боясь спросить, но тут вступил Крис. Улыбаясь по-свойски, как умел только он, заказал еще коктейль и спросил:
– Что, очередного лоха нагрел?
– Ага, – охотно вступил в диалог бармен, явно наслаждаясь знанием чужих дел, – на этот раз жирная рыбешка попалась. Говорят, на пол-лимона богатенького лоха нагрел, ну, это я слышал от Кира, его помощника. У него на подхвате несколько ребят – он всегда щедро с ними делится, они и рады ему услужить. Кир тут часто бывает. Вот, вчера был, может, и сегодня заявится… А Джея нет, уехал, не ждите раньше декабря.
Дженсен низко наклонился над стойкой, пытаясь скрыть пылающее лицо, но бармен в полумраке клуба ничего не замечал и продолжал, как он думал, весело болтать с Крисом.
Богатенький лох. Вот кто он для Джареда. В груди ныло все сильней. Теперь, когда он почти уверен был, что Джей, нет, Джаред – жив, радость от этого известия куда-то ушла, осталось горестное недоумение – из-за денег? Все это, весь этот чудовищный по размаху и продуманности спектакль от начала и до конца ложь, и все только из-за денег? Как же тяжело, как… мерзко. Больно, и противно.
Дженсену стало вдруг трудно дышать – не хватало воздуха, он извинился сквозь зубы и, не дожидаясь Криса, поспешил вон, на воздух – в ночную прохладу и свежесть – подальше отсюда.
Стоял в узком переулке, прислонившись к стене, стараясь успокоить дыхание, а в голову лезли непрошенные, яркие картинки из такого счастливого, недавнего прошлого: вот они на пляже, Джаред мягкими, ласковыми движениями наносит ему крем на спину, и приговаривает: «Такая нежная, светлая кожа, я хочу пересчитать твои веснушки, можно под плавки? Тут нет никого, да ладно, я пошутил», а потом они целуются, и кругом правда никого нет, только море, чайки, теплый песок и бездонное синее небо. А вот они забрели в развалинах в какой-то закуток, и бессовестно целуются там, а рука Дженсена давно хозяйничает в ярких, на одной резинке шортах Джареда, а Джаред стонет ему в рот, прижимаясь к нему, и у него стоит, и он просит: «Еще, Джен, ох…». А вот они в кафе, на берегу, Джаред рассказывает ему о каком-то неведомом Чаде, с которым учился в университете, и все так похоже на правду…
Дженсен вздрогнул, почувствовав, что кто-то положил ему на плечо руку, открыл глаза, увидел перед собой Криса.
– Пойдем, – необычно мягко сказал Крис, – вот, возьми.
Дженсен посмотрел на платок, потом вытер ладонью мокрые щеки, удивленно нахмурился.
– Возьми, – терпеливо повторил Крис.
Они вернулись в клуб через полчаса, и дождались Кира – Дженсен сразу узнал парня, стрелявшего в Джареда.
В общем, он узнал все, что хотел, и про подкупленную полицию, и про отлаженную схему обработки «богатеньких лохов» и нет, Джареда никто не заставлял. Он сам был вдохновителем многих и многих афер, и к каждому у него был индивидуальных подход. Может быть, это юлил прижатый к стене перепуганный Кир, но Дженсен думал почему-то, что тот не врет, сваливая всю вину на Джареда. Крис ничего не говорил, но понятно было и так – он с самого начала был уверен в виновности Джареда. Слава богу, он не обвинял, не смеялся, но как же тяжело, оказалось, узнать всю правду. В номер они вернулись в полном молчании, и пока Крис собирал вещи – обнаглевший Кир намекнул, что им бы убраться подобру-поздорову, намекая на подкупленных копов – Дженсен всерьез задумался, что может, проще было не знать всего этого? Чтобы остался в памяти другой Джей, тот, в которого он так безоглядно и глупо влюбился. Теперь Дженсен не знал ответа на этот вопрос.
Потом, когда вернувшись, они молча напивались в квартире Дженсена, Крис спросил, напряженно и остро, совсем не пьяно:
– Что будем делать?
Дженсен задумался. На самом деле все же он чувствовал себя немного лучше, зная, что мошенник жив, и, пожалуй, это все, что он хотел знать. Пока. Но Крис, похоже, знал его достаточно хорошо.
– Мы? – обронил Дженсен.
Крис упрямо поджал губы. Выпил еще немного, со стуком оставил стакан, и заявил:
– Мы, Дженсен. Даже не думай соваться туда один. А я уверен, что ты сунешься. Дженсен, посмотри на меня.
Дженсен нехотя поднял взгляд на друга. Крис продолжал, настырно и внушительно:
– Я знаю все, что ты мне сейчас хочешь сказать. И ты знаешь, что я тебе отвечу. Мне плевать на этого парня, но мне не плевать на тебя. Я мог бы забыть, но знаю, что ты не забудешь, и через некоторое время начнешь сталкерить, а потом попадешь из-за этого Джея в какую-нибудь неприятность, я серьезно, Джен! Не делай этого – я имею в виду – без меня. Ты не один, не повторяй своих ошибок. Не лезь туда один, слышишь? Я с тобой. Мы вместе все придумаем, мы найдем его. Только – мы, вместе. Ладно?
Дженсену пришлось согласиться, он знал, Крис не отвяжется. Пришлось, и когда немного отпустила боль, Дженсен даже благодарен был другу, за всю ту работу, что он проделал, за досье, которое он собрал. У Джареда Падалеки оказалась бурная жизнь, и поймать его было почти нереально. Поди, поймай ветер, сегодня он здесь, завтра там, сегодня крутит голову юной наследнице миллионного состояния, завтра уже в горах с оголтелым фантиком-археологом ищет особо ценную реликвию, и потом исчезает с ней, и все время что-то новое, другое, и всегда вызывает полное доверие у всех, кто сталкивается с очаровательным, искренним мошенником. Следить за перемещениями – постфактум – Джареда было даже любопытно, увлекательно. Но Дженсена все больше и больше одолевало подозрение, что с таким длинным послужным списком рано или поздно Джаред нарвется. Не то, чтобы он беспокоился за него – с чего бы? Но хотелось увидеться с ним раньше, прежде, чем до него доберутся другие. Зачем? Он и сам не знал. Просто посмотреть? Спросить… Что спрашивать? За что с ним так? А за что с другими так? Чем виновата милая девочка Мелли, которую он развел на триста тысяч? Тем, что у нее богатый папа? В чем виноват доверчивый археолог? В чем провинился Болви, лишившийся трехсот пятидесяти тысяч? И однажды, месяцев через семь после своего злополучного отпуска Дженсен дождался – прикормленный бармен из клуба Х отправил ему на телефон сообщение, состоящее всего из двух слов – он здесь. Такое же сообщение получил Крис, и вечером друзья снова летели в курортный город Илейн.
Дженсен уже возненавидел этот город, с его яркими, рекламными красками, ненастоящими улыбками, насквозь продажный и пустой – он сам не знал, зачем едет, и нужно ли ему это? Он поругался с Крисом, но непробиваемый друг остался непреклонен. «Я еду с тобой, – сказал он. – Делай, что хочешь с ним, хоть убей, я помогу закопать. Но это все надо закончить. И я буду рядом» И Дженсен перестал орать, и даже почувствовал небольшой укол вины. Никогда не ценишь тех, кто рядом, кто всегда придет на помощь, забросив личные дела, любимые тачки – только иногда понимаешь эти простые истины, но и сказать «спасибо» почему-то язык не поворачивается. Несправедливость…
Крис был прав, прав – должно это все, наконец, закончится. Незавершенный гельштат не давал покоя, все время выбрасывал его в прошлое. То заставляя мучиться от собственной глупости – было так жарко от стыда, от своей доверчивости, то вдруг думалось: «Как жаль, что это все оказалось ложью». Как жаль. Он так устал, что почти поверил – когда увидит Джареда – все закончится, само собой, все просто кончится. Практичный Крис спрашивал что-то про деньги – Дженсен морщился и качал головой:
– Ты думаешь, они у него есть? Он спускает так же быстро, как зарабатывает. Дело не в деньгах.
Крис недовольно бормотал что-то, но ему – Дженсен знал – было все равно, лишь бы все закончилось. Хоть как – но закончилось, все равно как, можно деньги стрясти, или просто в морду дать, неважно – хоть какое-то действие, после стольких дней ловли призрака.
Но, как они не торопились – чуть не опоздали – случилось то, чего боялся Дженсен. Связавшись с барменом, Дженсен узнал, что за Джаредом по всему городу гоняется какой-то сумасшедший мужик. Судя по всему страшно богатый, и очень-очень злой, и ему до такой степени приспичило поквитаться с Джаредом, что он перекупил полицию, те перекрыли все дороги из города, и в аэропорту тоже дежурят люди это мужика, и копы, словом, обложили со всех сторон. В клуб он не придет, но вы ведь его друзья, верно?
– О да, – Дженсен хищно усмехнулся, глаза его загорелись, – друзья.
Дженсен прекрасно знал, на что намекает жадный бармен. Знает, собака, что никакие они не друзья, а такие же ловцы, как и этот разъяренный мужик, просто хотел напоследок срубить еще бабла и слить адрес Джареда.
После недолгих переговоров Крис, снова взявший все тот же автомобиль в аренду, вез его по нужному адресу, бормоча себе под нос озабоченно:
– Как бы его не перехватили… Как думаешь, кто это?
– Судя по описаниям – папаша Мелли, – нарочито спокойно ответил Дженсен.
– Хм, – Крис досадливо покачал головой, – черт. Надо поторопиться. Этот гризли порвет Джареда, если доберется до него первым.
И спросил, наконец, то, чего так боялся Дженсен:
– Что будем делать с ним?
Дженсен не знал. Не знал, что ответить, не знал, что вообще почувствует, что сделает, когда увидит Джареда. Вздохнул, сказал тихо:
– Не знаю. Не знаю, Крис.
Крис искоса взглянул на него, буркнул:
– Угу. Зато я знаю.
Он затормозил, сказал спокойно:
– Выходи, приехали. Куда идти знаешь. И вот что, Джен. У нас мало времени. Если… ты хочешь его вытащить, поторопись, ладно?
Дженсен сердито хлопнул дверью, выходя из машины, но когда остановился перед обшарпанной дверью на третьем этаже и вспомнил про условный сигнал – три стука медленно и три быстро, не перепутай – остановился, как вкопанный. Смотрел на дверь, и снова вспоминал, почему-то не последнюю встречу в лесу, а первую, в аэропорту. Как Джаред улыбался, как смотрел, как протягивал сумку. Как потом шел, легко рассекая толпу, высокий, уверенный в себе, такой красивый.
Уйти? Или все-таки посмотреть ему в глаза, хоть раз, просто посмотреть. Не размышляя больше, Дженсен постучал условленным стуком, и тут же дверь распахнулась – Джаред как ждал – он и ждал, помощи, а вовсе не призрак прошлого на пороге.
Дженсен молча смотрел, как меняется в лице Джаред, как радость сменяется испугом, потом растерянностью, и потом – узнаванием. Побледнел немного, попятился, огляделся, словно ища пути отступления, а Дженсен прикрыл на мгновенье глаза – так невыносимо было видеть, как рушится последняя, слабая, совсем глупая надежда – на что? На раскаяние? Что он хотел увидеть? Усталость, разочарование разом навалились на Дженсена, и следом пришло трезвое удивление – что он тут делает? Зачем пришел? Так и не сказав ни слова, Дженсен развернулся, и пошел вниз. Но внезапно услышал топот за спиной и голос, такой трогающий, искренний испуганный, прерывистый, Джаред выпалил ему в спину:
– Подожди, Джен! Подожди.
Этот голос, это чертов голос, и это «Джен» швырнули его назад, в те чувства, которые он испытывал раньше к этому человеку, Дженсен задохнулся, и встал, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в перила. Джаред частил:
– Подожди, подожди, пожалуйста. Ты… Ты за деньгами? Я… Я обязательно отдам, только мне нужно сейчас уехать, спрятаться, я найду, верну тебе. Честно, клянусь, Дженс, пожалуйста.
– Замолчи! – простонал Дженсен, сдерживаясь, чтобы не развернуться и не врезать Джареду – невыносимо было слушать его голос, до отвращения ясно было, что тот боится, и просит у него – у Дженсена! – помощи. У него. Господи…
Дженсен сглотнул, и сказал ровно:
– Не унижайся. Тебе не идет.
Джаред замолчал, отодвинулся, Дженсен перестал ощущать его дыхание, от которого мурашки бегали по спине, спинным мозгом почувствовал – тот обдумывает, как поступить дальше, куда нажать, надавить на жалость, или пообещать денег, или поиграть на чувствах. Похоже, выбрал последнее – как странно, что Дженсен раньше не замечал всех этих уловок! – произнес дрожащим, таким искренним своим голосом:
– Джен, прости меня, пожалуйста. Я никогда не забывал тебя. Правда. Я… мне так жаль. Ты можешь мне не верить, но…
– Заткнись, – выплюнул Дженсен и повернулся, наконец, к нему, окинул с ног до головы презрительным, яростным взглядом, усмехнулся криво: – Что, прижало? Не верю, ни одному твоему слову, не верю!
– Зачем пришел тогда? – вдруг грубо, развязно спросил Джаред, тоже загораясь гневом, и Дженсен аж растерялся на секунду от такой наглости. Джаред же продолжал наступать: – За деньгами пришел? Сказал же, верну. Верну, понял?
Дженсен зло рассмеялся, и тут они оба услышали быстро приближающийся вой сирены. Джаред побледнел, закусил губу и отчаянно посмотрел по сторонам, видимо, больше не рассматривая Дженсена, как возможного спасителя. Рванул было назад, в квартиру, и тут Дженсен тоже опомнился, злость ушла, и он вдруг вспомнил – снова вспомнил далекий солнечный теплый день, и залитый солнцем аэропорт, и красивого парня, протягивающего ему сумку.
– Подожди! – выкрикнул он.
Джаред остановился, и недоверчиво глянул на него через плечо.
– Подожди, – повторил Дженсен устало, и не глядя на Джареда, предложил: – Пойдем. Попробуем… вытащить тебя.
А потом они петляли по городу, мчались на бешеной скорости, Крис выжимал из машины все, и на возглас Джареда, восхищенный и испуганный: «Ты чертов псих!» – бормотал, почти без эмоций, сосредоточенный на дороге, слившийся с машиной: «Это еще что, ты Стива не видел, он меня сделал на прошлых гонках, но я… упс. Прости, парень, мне очень нужно туда… А теперь сюда, и еще сюда, ах ты, черт… Все равно отыграюсь, Стиви, жди меня, детка, следующий раунд за мной» . Они каким-то невероятным образом вырвались из города, Крис бестрепетной рукой направил машину с шоссе в бездорожье, прямо в лес, еще какое-то время по стеклу лупили ветки и листья и вот они, наконец, встали, в оглушающей тишине. Скоро к ним пробились другие звуки: вой сирены вдалеке, шум проезжающих машин по невидимому за деревьями шоссе.
Крис повернулся к ним. Когда убирались из тайного убежища Джареда, Дженсен тоже влетел на заднее сидение, некогда было оббегать машину, и теперь каждый сидел у своего окна, как можно дальше друг от друга. Крис посмотрел на каждого по очереди, и буркнул:
– Пойду я, покурю.
И вышел, хлопнула дверь, и Дженсену очень хотелось поступить так же. Просто выйти и захлопнуть, закрыть навсегда дверь в прошлое, и никогда не вспоминать ничего. Эта поездка – сумасшедшие гонки по всему городу и окрестностям прошла как будто мимо него. Он сидел, равнодушно глядя, как мелькают за окном в опасной близости искаженные лица-люди-машины-дома, и был как будто не здесь, а все в том же прошлом, был как в коконе, заглушающем любые эмоции, и только сейчас высвободился от него, когда этот вихрь гонки закончился. Оглянулся медленно, увидел, как Джаред смотрит на него, будто ждет, ждет его взгляда – дождался и улыбнулся, но не так самоуверенно, как раньше. Улыбнулся, и этого хватило, чтобы Дженсен вновь почувствовал нестерпимую горечь. Джаред, казалось, тут же понял, как неуместна его улыбка – всегда был чувствительным, всегда улавливал любые нюансы его настроения – сразу же потух, перестал улыбаться, опустил голову, и от этого Дженсену стало еще хуже. С трудом сглотнув, Дженсен откашлялся, и проговорил:
– Итак… В этот раз ты убежал.
– С твоей помощью, – тихо сказал Джаред, глянул исподлобья, и снова, сука, так искреннее, так благодарно! Дженсен чуть зубами не заскрипел от злости, и да, была еще боль, и обида и разочарование и много чего еще. Хотелось поскорее прекратить все это, хватит, хватит!
– Хватит, – сказал он вслух, и на непонимающе вскинувшегося Джареда рявкнул: – Не пытайся изобразить благодарность.
Дженсен замолчал, приказывая себе успокоиться, Джаред насупился, сказал:
– Я действительно благодарен. И я, как и обещал, верну деньги.
Дженсен повернулся к Джареду, борясь с подступившей тошнотой, так вдруг стало все бессмысленно. Безразлично. Разве можно оценить все в деньгах?
- Деньги, – тихо повторил он, – деньги? Знаешь… Я хотел… отдать тебе все, весь мир подарить. Все, что у меня есть. Я купил кольцо, и думал…
Дженсен опустил голову, пытаясь подобрать слова, и не видел, как Джаред вздрогнул при упоминании о кольце и схватился за горло. Он мучительно пытался объяснить если не Джареду, то хотя бы себе – что он тут делает? Зачем гонялся за Джаредом? Пытался, и не находил достойного, все объясняющего, гладкого и стройного логического обоснования. Может быть потому, что нельзя искать в любви логики, когда замешаны чувства, все становится сложно, как в лабиринте минотавра можно бродить, бродить, страшась и ища встречи с собственными чудовищами, и даже найдя их, не получить ответов на свои вопросы. Он продолжил тихо, и без всякого выражения, не глядя на Джареда, изучая обивку машины:
– Неважно теперь, что я думал. Ты выбрал сам, ты сам назначил себе цену. Я… хм. Когда я поехал в отпуск, Крис смеялся, говорил, сними шлюху подороже, не стесняйся, оторвись. Я вот думаю теперь, все вышло, как он и сказал, у меня, правда, никогда не было такой дорогой шлюхи, но… – Дженсен прямо посмотрел Джареду в глаза, и закончил, – но ты сам назначил цену. Я заплатил. Мы в расчете, наверное, оно даже того стоило. Я почти поверил. Почти поверил, да.
Джаред молчал, смотрел так, что Дженсен не мог расшифровать этот взгляд, но ему было все равно, он так бесконечно устал, и так хотел все закончить, что не было сил и желания, размышлять, почему Джаред так смотрит.
Дженсен сказал, все так же тихо, и без выражения, холодно глядя на Джареда:
– А теперь убирайся. И никогда больше мне не попадайся, я не буду в следующий раз так лоялен. Уходи.
Джаред рванулся было к нему, в явном намерении еще что-то объяснить, рассказать, но Дженсен непреклонно покачал головой – не надо! – и кивнул на дверь.
Вероятно, было что-то такое в его взгляде, что Джаред не решился остаться. Вышел, тихонько прикрыв дверь, и растворился в лесу. В машину вернулся Крис, и они долго молчали вместе, прислушиваясь к шуму на дороге. Через некоторое время Крис предложил машину оставить, и пробираться в город, Дженсен вяло согласился.
Через полгода воспоминания о последней поездке в курортный городишко потускнели, и не такой яркой болью отдавались в душе нечаянно попавший в поле зрения баннер с пальмами, синим морем и белозубо улыбающимся парнем на яхте, или красивый яркий буклет, или случайно услышанная фраза «Вы тоже там отдыхали? О, чудесно, просто чудесно. Рекомендую! Море, хорошая погода, такие все благожелательные, и столько развлечений, и есть на что посмотреть, а главное, люди такие приятные, все улыбаются…» Дженсен улыбался тоже, слушая восторженные похвалы Илейну, медленно попивая из своего бокала в любимом баре. Пил, и соглашался: «Да, да, девица права, там хорошо». «Там» ему было так хорошо, как никогда прежде, он почти поверил в сказку, и все было просто отлично, пока однажды сказка не закончилась, ощерившись не слишком приятной действительностью.
Улыбка, может, и была грустной, но он старался. За полгода он почти научился жить, не пытаясь искать Джареда. Сейчас странно было вспоминать, зачем нужно было столько телодвижений, а последняя эскапада чуть не закончилась тюремным заключением – за побитые машины и бешеную гонку, и главное, но умалчиваемое – за то, что помогли уйти Джареду. Иногда Дженсен сожалел о своих последних словах – о признании, больше всего почему-то было больно сейчас оттого, что он вот так глупо признался – и кому? А иногда малодушно сожалел о том, что запретил Джареду появляться в своей жизни, хотя, что такому запреты? Иногда, вот как сейчас, перед длинными одинокими выходными, вечером пятницы, в уютном любимом баре, мечталось глупо – вот зайдет Джаред в накуренный бар, звякнет над дверью колокольчик, несколько заинтересованных взглядов скользнет по незнакомцу, но тот сразу подойдет к нему, как тогда, в клубе Х, просто и уверенно, начнет флиртовать, и они выйдут вместе, и чтобы не было ничего до, и все впереди, все сначала.
И плевать, что сука, что нельзя доверять, что не тот, не тот парень, неподходящий, но какое глупому сердцу дело – подходящий, или нет. Хотелось его, его улыбки, его взгляда, его присутствия. Дженсен уверен был – он смог бы обмануться, он хотел – обмануться. Он хотел хоть немного счастья, хотя бы суррогат, но как же он счастлив, по настоящему счастлив был тогда… Хотя бы на мгновение вернуть это ощущение полета, радости, когда горло щекочет беспричинный смех – не потому, что смешно, а потому, что хорошо. Колокольчик, как будто отвечая его мыслям, звякнул, и Дженсен вздрогнул, посмотрел – вошел постоянный посетитель, кажется, его звали Боб, заметив взгляд Дженсена, кивнул ему и направился к стойке.
Глупые мечты. Неправильные. Нельзя о таком мечтать, нельзя хотеть, чтобы тебя обманули снова – будет снова больно, еще больней, чем сейчас.
Дженсен кинул на столик купюру, и медленно вышел прочь – в вечерний сумрак и осенний мелкий дождь, приятно освежающий после удушливой атмосферы бара. Шел неторопливо домой, засунув руки в карманы пальто и подняв воротник, игнорируя огоньки такси – ему некуда было торопиться. Не к кому. Крис снова уехал на гонки, настойчиво звал с собой, но Дженсен отказался, и теперь размышлял лениво, что, может быть, зря, и надо было рвануть с Крисом, развлечься, и познакомиться, наконец, с неведомым Стивом.
Дженсен так задумался, что вышел на проезжую часть, не посмотрев на сигнал светофора, услышал вой тормозов и заполошные сигналы, и застыл, втянув в голову в плечи, ожидая неминуемого удара, обмирая – ну вот, все. Вот и все.
Но кто-то дернул его, сильно, больно, швырнул на мокрый холодный тротуар, мимо, совсем рядом, промчался автомобиль, обдавая жаром разогретых колес, а незнакомец уже тормошил его, кричал:
Лакомый кусок вчера случайно наткнулась, аж захотелось срочно дописать «мой цветочек» там у меня тоже намечалась нца ДДМ/Джаред эх, люблю в фиках манипулятора ДДМа хотя думаю, в жизни он - обаятельный, добродушный, веселый)) а Дженсен тут - кстати, тоже манипулятор - интересно было посмотреть на такого.
8.19 муторно что-то после этой серии. я ждала, что Бенни уберут, но не так. есть вероятность, что вернут его, но - блин. как Дженсен это играл, я не представляю. было тяжко - просто смотреть на это. еще зачем-то в уста Бобби вложили главный вопрос фандома - почему не искал, и вы тут спятили, что ли, один с вампиром дружит, другой брата не ищет - этот вопрос про не искал нужно адресовать сценаристам, а не Сэму.
как тут заметила Alisa1021, сегодня, оказывается, дата - я бы пропустила - 4 года этому дневнику, а кажется, что гораздо больше впрочем, да, раньше было, но ненамного раньше, и давно и неправда. так што будем щитать 4 апреля 2009г официально датой появления на этом ресурсе. ну что - желаю процветания дайри, а себе еще две-три пары рук, чтобы воплотить все хотелки и задумки и чтобы ответить на все комментарии. дорогие мои, прошу прощения, что так долго я молчу, я помню, и обязательно отвечу, постараюсь, по крайней мере. мне дороги все ваши комментарии, я люблю отклик, и он мне очень нужен, но сейчас совершенно необщабельна. я не только на коментарии не отвечаю, меня вообще нигде почти здесь нет, сейчас не самый простой период в моей жизни, но я не привыкла жаловаться. все будет хорошо, в любом случае.
у меня вопрос к аудитории. есть некий молд у сум, в который я внизапно влюблена, и мне интересно, кем вы его видите? парнем, или девушкой? сделаю голосовалку картинки по запросу в гуглеосторожно, весит наверно много еще ссыль на него в дайри тыц всего две фотки
8,18 картинки понравились. кроваво-красный автомобиль, какбэ сразу намекающий на вампирскую тему, красивый пряничный домик - где живут юные охотники. интересная, кстати, тема для фикла. и вообще. хочу жить в таком климате, где такая зима красивая, теплая. ых. какие красивые виды виктор - даже не хочу говорить, какой ублюдок. методы азазельские прям. мне нужны лучшие. но если исключить изначальный обман, и принять идею, что возможно сочетать нормальную жизнь и охоту - занятно. и максимализм девочки так понятен - а не пора ли всем рассказать, что в темноте живут чудовища? и, опять же, тема чудовищ - не виновных, и людей, которые хуже чудовищ, но это уже было, хотя эта музыка- будет вечной. но мне идея "школы охотников" нравится, повторюсь, исключительно в смысле фанфикшена почитала бы такое про винчестеров
понравилось "Burning down" Кастиэль/Дин я тему эту очень люблю, Дин после ада. и как Дин ангстится, и как Кас его вытаскивает, и тут так все - прям веришь, такие сильные чувства, эмоции, я прониклась. спасибо автору.
ытьбезобоснуйно хочется жыстоко выебать-отнонконить Дженса. не в рамках истории "возвращение" а вообще - миник там, и даже придумался на эту тему целый фичище, но время где взять? второй день бью себя по рукам. зачтооооааа изыди, сотона. но вот это как раз тот случай, когда сперва прет кинк, а потом накручивается на него история, и даже хилый берется откуда-то обоснуй, хотя я все так придумала! да чтожтакое-то, нужно десять рук, и тонну времени. а как хочется выебать Дженни, детку. тьфу, напасть.
J2, без рейтинга. очень странная зарисовка, боюсь, я не смогла воплотить то, что хотела, ну хоть намек. мистика, AU саммари: иногда нас держат в ловушке самые простые вещи, и нужно уметь это понять и увидеть не бечено "Саб дня" Сабвей издали дружелюбно светил желто-зеленой вывеской, такой нелепо-яркой среди серых, словно покрытых паутиной домов. Дженсен невольно замедлил шаг, приглядываясь к одноэтажному зданию. Странное все-таки это было место. Зеленый домик с жизнерадостной вывеской, выпуклый на плоской картинке, и словно живой – «посмотрел» на него, и кажется даже, обрадовался и оживился. Дженсен остановился, и повел в ознобе плечами. Да нет, не может быть. Показалось. Так не бывает. Дома не смотрят, и не радуются.
И в ответ на его мысли, дом перестал отливать салатной зеленью, и его словно весь – притушили, вдавили не до конца вставленный пазл в картинку, как будто невидимой пыльной кистью махнули, закрасили – и вот уже дом, как дом, ничем не отличается от остальных, один из многих – серый, унылый, одноэтажный барак с облезшей неопределенного цвета краской. И вывеска почти не светилась.
Дженсен медленно пошел вперед. Шаг, еще шаг, еще, и вот он уже у стеклянных дверей, и видит за ними стеклянную витрину, за которой в одинаковых контейнерах резаные овощи, мясо – еда. Он толкнул дверь, вошел, и снова полыхнуло красками – яркими – красный перец, нежно-розовый бекон, сливочно-желтые булки, зеленый лук – и запахи, от которых мгновенно наполнился слюной рот.
Дженсен сглотнул, и беспомощно огляделся. Где этот проклятый торговец? Не успел додумать – как из под земли материализовался – в белом колпаке, и халате, бородатый, большой, огромный – улыбается дружелюбно, и спрашивает:
– Как всегда? Саб дня?
Дженсен силился улыбнуться в ответ, но губы не складывались в улыбку, бросил попытки и угрюмо кивнул. Да, как всегда. Как вчера, как позавчера, как неделю назад. Странный договор с Джей-Джеем, владельцем этой бутербродной – по нему Дженсен мог приходить в любое время суток, и есть бесплатно, но только – саб дня. Хоть три раза на дню, этот проклятый саб дня, и ничего другого. Конечно, сэндвичи каждый день разные, и он сыт, что немаловажно, в этом серопаутинном городишке без названия – нет забегаловок, мотелей, ресторанов – ничего, десятка два домов, заброшенное здание мэрии, и все. Вокруг городка сизая стена, и Дженсен частенько задумывался – откуда у Джей-Джея свежие овощи и бекон для бутербродов?
Сквозь стену не пройти, он пытался не один раз. Стена – не твердая, она как пыль, как густо сконцентрированный туман, в нее можно опустить руку, можно закутать голову в куртку, задержать дыхание и шагнуть вперед, и бежать, бежать – спотыкаясь и задыхаясь, и все равно вернуться туда, откуда шагнул – он пытался тысячи раз. Пытался даже обмануть зеркальную стену – шел вперед, потом разворачивался и топал назад в сизом густом колючем тумане – и все равно возвращался в точку, откуда шагнул в «стену».
Дженсен не помнил уже, сколько времени здесь. Ему казалось, тут и людей нет – они были похожи на серые тени, молчаливые, шарахающиеся от него, все – кроме Джей-Джея. Джей-Джей – здоровый, заросший до глаз детина, улыбчивый, когда Дженсен ввалился в сабвей в первый раз, сказал весело:
– А вот и гость, Эри! Посмотри, мы все-таки дождались.
Дженсен, всклокоченный, с разорванным рукавом, с расцарапанной щекой, кинулся к нему, как к единственному нормальному, встреченному тут с криком:
– Там! Нам нужна помощь, мы попали в аварию! Там Джаред! Пожалуйста, сэр, помогите нам! Здоровяк рассмеялся, внимательно и сочувственно посмотрел на него и сказал непонятно:
– Помощь нужна тебе, парень.
– Мне? – Дженсен растерялся сперва, потом рассердился, заорал: – Да вы что? Там мой друг, в машине. Ему нужна помощь, где телефон?
– Здесь нет связи, – спокойно ответил здоровяк.
Дженсену стало не по себе, он растерянно огляделся – сабвей как сабвей, только вот… что-то не то. Неправильно. Пока он соображал, здоровяк успел собрать сэндвич, ловко упаковал его, завернул в фирменную бумагу, положил в пакет, кинул туда салфетки и сказал, как ни в чем не бывало:
– Возьми. Саб дня бесплатно – в любое время суток. Но только саб дня. Если хоть раз попросишь что другое – бесплатно кормить больше не буду. Запомнил, сынок? А теперь иди. Привыкай.
Дженсен попятился от опасного сумасшедшего, выскочил за дверь, и только потом увидел, что сжимает в руках дурацкий саб, запеленутый в пакетик. Выругался, и не зная, куда сунуть его, так и пошел по городу, заглядывая в каждый дом, прося помощи, но все шарахались от него, а когда он, чуть не плача от отчаяния, попытался вернуться к Джареду – ничего не вышло – город окружила серая стена. Вот тогда он испугался. Бегал, орал, пытался выйти, не получалось. Останавливал редких прохожих, хватал за руки, просил, они как будто не слышали его, проходили мимо, просачивались, вырывались без особых усилий и возмущений, с сочувственными и терпеливыми улыбками. Дженсен, совершенно обессиленный, вернулся в сабвей, и здоровяк в белом поварском халатике и колпаке усадил его, налил горячего кофе, дал саб дня, который не лез в горло, представился Джей-Джеем, и даже подсказал, что на окраине есть заброшенный домишко, где можно остаться жить.
Это словосочетание «остаться жить» как ножом полоснуло по нервам, Дженсен вскочил, заорал, что жить тут не собирается, и что это какой-то заговор, и чуть драться не полез с Джей-Джеем. Он все-таки заночевал в крошечном домике на окраине, там даже были свет и вода, он лег в узкую чужую кровать с мыслью, что все это – просто жуткий, затянувшийся, бессмысленный кошмар, и скоро все закончится. Вот он выспится – и проснется, и все будет как прежде – Джаред рядом, и машина, и дорога, и нормальный мир вокруг.
Но кошмар продолжился, никуда не исчез, не растворился с первыми утренними лучами солнца – наоборот, все стало еще страшнее и непонятнее. Страшно было от унылой обыденности серых улиц, серых лиц прохожих, от серого, пустого неба, от одиночества. Дженсен не выдержал долго, на следующий день снова был в сабвее. Джей-Джей единственный тут с ним разговаривал, хоть немного. Не объяснял ничего, и казался сумасшедшим, но иногда выдавал что-то загадочное, например, мог сказать, ухмыляясь ему в лицо:
– Сюда просто так не попадают, Дженсен.
Пока Дженсен часами раздумывал над его словами, продолжая искать выход, Джей-Джей через неделю выдавал следующее:
– Ищешь выход? Найди причину, почему тебе открылся вход.
И еще через три дня:
– У меня у самой кассы, на виду, лежат зубочистки, видишь? И ты не видишь. Эри, он тоже не видит, что за напасть. На виду положил, и никто не видит…
Джей-Джей постоянно общался с невидимой Эри, обсуждал с ней Дженсена, иногда ругался с ней, а Дженсен со стесненным дыханием все ждал, как из пустоты раздастся голос, и тогда он точно сойдет с ума окончательно.
Дженсен уходил из сабвея, и целый день бродил вдоль стены, он изучил ее всю, но все равно надеялся, что когда-нибудь – увидит щель, или туннель, или еще какую-то лазейку. Отчаяние и бурное отрицание происходящего давно прошло, теперь Дженсен успокоился, если так можно сказать. Не психовал так яростно, и думал – думал, думал. Вспоминал, теперь у него появилось много времени, чтобы вспомнить – каким он был – часто мудаком – криво усмехался, и вспоминал дальше.
Еще усиленней он думал над словами Джей-Джея. Дженсен давно понял – ключ и разгадка где-то рядом, где этот странный мужик, там надо искать, может, в его словах есть подсказка? Что там он плел про зубочистки? Что-то маленькое, незаметное? Или имел в виду, что ответ – на виду, а он, тупица, не видит?
Но месяц проходил за месяцем, и Дженсен чувствовал, что – нет, не приходит в отчаяние. Другое. Он словно исчезал. Уходили желания, мысли становились вялыми, ленивыми. Однажды он посмотрел на свои руки – с удивлением присмотрелся – какой-то серый налет был на них. Попытался отмыть – не получилось, в ванной комнате впервые за много месяцев посмотрел на себя в зеркало – и увидел – одного из местных. В этот день к нему впервые зашел сосед, пришел с бутылкой пива, и они о чем-то даже поболтали – Дженсен не помнил, о чем. Вяло подумал, что его, кажется, признали. И что здесь, в общем, неплохо – не хуже, чем везде. Ну пусть немного странно, но это место такое. Бывают и еще страннее. Он не пошел на следующий день обходить стену, а ночью проснулся от собственного крика и долго не мог успокоить дыхание и бешено колотящееся сердце. Он вспомнил – Джаред. Ему приснился впервые здесь – сон, яркий, он забыл уже эти краски, сейчас сидел на кровати, судорожно хватая ртом воздух, и вспоминал с удивлением – раньше же все было так, как во сне. Или нет? Небо было синим, синим-синим, больно смотреть, воздух сладким, рядом – Джей, его Джаред, красивый, сильный, кричит что-то неразборчиво, в глазах – столько тревоги, боли, что же он кричал?
Дженсена вынесло из сна, в серую муть реальности, и он потрясенно вспоминал глаза Джареда – яркие, живые - зеленые, с карими крапинками вокруг зрачка, вспоминал длинные каштановые волосы, у него не было такой прически! Лицо почему-то небритое, исхудавшее, и – кольнуло тревогой – не было такого, это не воспоминания. Никогда его не видел таким Дженсен. Неужели – там, за стеной – Джаред?..
Дженсен вскочил, и задыхаясь под давящим потолком – вышел на воздух, посреди ночи, и снова увидел – как приветливо мигает, подмигивает ему издалека вывеской сабвей. Ночью. Удивился слабо, и побрел к нему, долго стоял перед стеклянной дверью, удивляясь уже сам себе, чего он тут делает. Разбуженные эмоции снова улеглись, заснули, он думал теперь, что глупость – тащится посреди ночи в сабвей, но решил проверить, правду ли говорил Джей-Джей. В любое время дня и ночи – саб дня.
Саб дня.
Дженсен толкнул дверь, и почти не удивился, что открыто.
За витриной в своих контейнерах лежала свежая на вид нарезка, Дженсен разглядывал ее, и шевелил губами, пытаясь вспомнить, что же кричал Джаред, и почему это так важно? И что-то снова ему виделось неправильное в этой витрине, в столиках, в слишком яркой картинке, и как только подумал – слишком ярко – свет и цвет – как будто притушили, и Дженсен хмыкнул.
«Синее, – подумал он, будто что-то кому-то внушая, с проснувшейся вдруг отчаянной надеждой – мясо должно быть синим. Только синее – самое лучшее и вкусное!»
Несколько минут ничего не происходило, и вдруг на глазах нежно-розовый бекон с краев – начал покрываться синей пленкой, из двери в подсобку вывалился Джей-Джей и сказал удивленно:
– Эри, ты оказалась права. Это он!
Дженсен начал смеяться, дико, от смеха скручивало внутренности, и было больно, но он продолжая смеяться, еле выговорил:
– Джей-Джей, я, кажется, понял.
– Что?
Джей-Джей оказался, как фокусник, рядом, впритык, перед самым его носом, повторил вкрадчиво:
– Что ты понял?
Смеяться уже не хотелось, осталась одна усталость.
– Ты говорил, никто сюда просто так не попадает, так? И выйти я не могу, пока не дойдет до меня, что я делал не так. Я, кажется, знаю теперь, но мне другое интересно. Что, если бы не понял? До конца жизни-не-жизни жрал бы твой саб дня? Привязанный, как собака на поводке, на эту уловку? И скольких ты сломал вот так? Убил? Потом им уже не нужен твой саб, они ведь мертвые. Но зачем-то нужны все новые тени, зачем они тебе?
– Дженсен…
Джей-Джей вдруг изменился, исчез его вечный белый халат и колпак, он стал казаться выше в черной хламиде, упавшей до пят, исчезла с его лица вечная улыбка, и Дженсена поразило, насколько мрачным может быть это дружелюбное лицо. Дженсен отступил, на смену ярости пришел страх – и понимание – это не человек, сущность, опасная, высасывающая жизни, и надо бежать, бежать сейчас, оторваться от него, пока он не заговорил.
– Саб дня, говоришь? Что там у нас? Ветчина? А я хочу ростбиф, и индейку, и сыр…
Джей-Джей вдруг зарябил, как голографичекая картинка, очень близко, прямо над ухом взвизгнул женский голос, и Дженсен подумал с ужасом – вот и проявилась эта загадочная, невидимая Эри, повернул голову и мир вокруг стремительно начал рушиться.
Сворачивались черными лепестками нарезки ветчины и бекона, схлапывались стеклянные ветрины, опадали серой пылью столики, здание, все вокруг – рушилось, не успевая долететь до земли, исчезало, проваливалось, Дженсен полетел куда-то в черноту, и четко услышал рядом голос:
– … приходит в себя! Сообщите близким, он выходит из комы.
Что-то неладное Джаред почуял еще во время перелета. Летели с Гельди на Землю, домой, Морган обещал за успешно оконченное задание отпустить на недельку отдохнуть, и Джаред уже прикидывал, куда они отправятся. Можно в Лоринию, можно на Замбеи, можно в Кураку, совсем рядом, и мало людей, все, как любит Дженсен – но тот на настойчивые толчки и расспросы не реагировал, и полностью слившись с креслом звездолета, вроде как отдыхал, но что-то Джареда настораживало. Вот как-то не то что-то было, и все тут. Не чувствовалось в позе Дженсена обычной кошачьей грациозной расслабленности, он словно замер, прислушиваясь к себе, как будто мысленно скрутился в клубок, кончик хвоста беспокойно дергался. Джаред замолк, на время забыл про все курорты мира, и начал пристально за партнером наблюдать, все больше паникуя.
Потому что Дженсен – обычно очень чуткий на его, джаредово изменение настроения, настолько оказался поглощен собой, что не замечал ничего – ни его взглядов, настороженных, тревожных, ни его непривычного молчания. Когда добрались до дома, Джаред окончательно уверился, что дело плохо – Дженсен вышел из такси, как зомби, казалось, он идет на автопилоте – даже забыл свой коммуникатор, оставил на сиденье такси. Джаред быстро забрал все вещи, отправил авто-такси по адресу космопорта и побежал догонять Дженсена.
Нашел его перед дверями квартиры, замершего, с бессмысленным взглядом, скорее бросил вещи, и бросился открывать дверь. Лицо Дженсена немного прояснилось. Он шагнул вперед, потом еще и вдруг начал падать, Джаред подхватил его, успел заметить искренне-детское недоумение, мелькнувшее на лице Дженсена и не помня себя, зачем-то заорал:
– Дженсен!
Испугался так, что мгновенно обессилел, и если бы Дженсен отключился совсем, упал бы, наверно, вместе с ним на пол, но кот зашипел недовольно, и на ногах устоял, кое-как, вцепившись в Джареда.
– Дже… нсен! – почти беззвучно просипел Джаред, готовый бежать, кричать, звать на помощь, Дженсен сердито посмотрел и сказал с раздражением:
– Джаред.
Как бы вкладывая в одно его имя целую речь: «Перестань орать и трясти меня, подумаешь, небольшое недомогание – мы прошли санитарный контроль когда летели туда, и второй раз, когда обратно, и нет, не говори мне, что это какой-то неизученный вирус, который убьет меня, и не надо так меня тискать!»
Джаред немного пришел в себя, все не решаясь разжать объятия, из которых безуспешно вырывался кот. Спросил дрожащим голосом:
– Ты в порядке? То есть… прости, я вижу, что нет, но насколько все плохо? Джен, мне вызвать врача? Или, я не знаю, кого вызвать? В каждой больнице есть вроде бы специалист по внеземным формам, я где-то читал, или видел по телеку, правда, не уверен, что они знают, как лечить котов, но, может быть, тогда найдем ветеринара?
Джаред болтал и болтал, нервно и испуганно, но когда он ляпнул про ветеринара, терпение Дженсена закончилось, он вырвался от него, и зашипел:
– Отцеписссь! Себе вызови ветеринара, гризли, пусть вкатит успокоительное!
Мазнул хвостом по лицу и ушел, Джаред опомнился от пушистой оплеухи и покраснел – что нес, ну что нес! – но потом на цыпочках двинулся искать в большой квартире Дженсена.
Они не так давно сняли ее, и, бывая все время в разъездах, не до конца изучили, во всяком случае, Джаред. Дженсен везде первым делом все обнюхивал-обсматривал и потом практически сливался с изученной местностью. Потребовалось не меньше получаса, чтобы отыскать его – забился в самую дальнюю – крошечную без окон комнатку, похожу на кладовку, или гардеробную - сидел на полу, прижав колени к груди, и ноги обвивал хвост. Джаред сейчас только обратил внимание на него – обычно пушистый и роскошный – сейчас казался потускневшим, и слегка облезшим. «О, – подумал Джаред, – ну точно. Точно заболел!» Он помнил еще по сестрицыным инструкциям, Мэг ему прожужжала все уши и информация в голове сейчас всплывала, под воздействием паники – она говорила, что коты всегда прячутся, когда болеют, и по виду их сразу видно, что болеют, становятся похожи на мокрых крыс, забиваются куда-нибудь, откуда не вытащишь. Она еще говорила, мол, уходят умирать, таким дрожащим голоском – и тискала, тискала своего толстого Томаса, который никак на умирающего не походил, на его морде читалось лишь безграничное тоскливое терпение.
Джаред сел перед Дженсеном на колени и позвал:
– Джен?..
Кот на него внимания не обратил, сидел, как каменный, но Джаред не собирался его так оставлять! Ни за что! Пусть шипит, и ругается, пусть вопит, оставить его тут, в голой, темной комнате Джаред был не в силах. Он сцепил зубы, предвидя сопротивление, встал, и вздернул Дженсена за подмышки, прижал к себе, и сам зашипел, не хуже кота:
– Шшшшшш, тихо-тихо-тихо! Ты что же, думаешь, я позволю тебе забиться в норку и подохнуть?
– Оооох… – Дженсен перестал слабо вырываться и просипел: – ты не поможешь. Оставь, а? Джаред приободрился, и живо спросил:
– Ты знаешь, что с тобой? Да? Говори, ну! – он встряхнул кота, тот застонал, и начал сползать на пол, Джаред взмолился:
– Скажи, что с тобой? Ты пугаешь меня до смерти, Джен!
– Я не уверен… – нехотя, старательно отворачиваясь от Джареда, проговорил Дженсен, – но… похоже, что я… теперь могу считаться взрослым… ох!
Дженсен вздрогнул, его лицо скривилось от боли, и вдруг уронил голову, уперся лбом ему в плечо, обнял за талию и стеснительно пробормотал:
– Зубы режутся… больно! У вас похожее есть, у людей, зубы мудрости. У нас говорят – когда вылезет иркали, последний зуб, можно жениться. Признак зрелости…
– Ага, – Джаред покрепче обнял Дженсена, и озабоченно спросил: – это не опасно? Ну прости-прости! Не вырывайся! Ты плохо выглядишь, и хвост вон…
Дженсен вскинулся:
– Что хвост?!
Джаред прикусил язык – Дженсен так всегда гордился своим шикарным хвостом, но было поздно, кошак извернулся, рассматривая свой хвост. И вдруг поник весь в его руках, сказал сдавленно:
– Он… он… он весь…
И не смог договорить, словно стыдясь себя, спрятал хвост между ног, тут Джаред не выдержал, погладил Дженсена по спине и проворковал ему на ухо:
– Перестань, не нервничай. Ты лучше всех, всегда. Пойдем, я тебя уложу, а потом позвоню Моргану…
Джаред потихоньку выводил Дженсена из кладовки, набалтывая ему какую-то успокоительную чушь, тот же, оглушенный сознанием, что его гордость – его прекрасный хвост – почему-то не так прекрасен, как раньше, шел, но то и дело оглядывался себе за спину, и горестно вздыхал. Выйдя на свет, Дженсен закрыл глаза ладонью, застонал:
– Ярко!
Джаред поскорее отвел его в спальню, плотно занавесил все окна, заставил Дженсена раздеться – уложил в постель, укрыл, сложнее всего оказалось заставить его что-то выпить. Кот скрутился под одеялом в клубок и раздраженно ворчал, угрожающе даже, но Джаред был непреклонен, развернул его и влил сквозь сцепленные зубы немного растворенного в теплой воде обезболивающего – он знал, что многие из человеческих лекарств помогали и коту, а это было уже опробовано раньше – в ответ Дженсен фыркал, плевался, утомленно закрывал глаза, но силу свою не применял, или правда был обессилен.
Джаред уверен был, что Морган даст дельный совет, вот было какое-то странное предчувствие. Он позвонил, и в ответ на его сумбурную эмоциональную речь Морган выдал совершенно спокойно:
– Прости, забыл предупредить. У них действительно очень болезненно происходит этот процесс. Они даже, представляешь, придумали целый ритуал, считается, что феллис, когда режутся иркали – должен мужественно переносить боль, не принимая никаких лекарств, еще куча каких-то предрассудков. Но в целом, иркали означает, что кот достиг половозрелости и может обзаводиться семьей. Джаред, ничего ужасного, это нормально, просто находись рядом – он будет болеть, гореть, холодный пот, озноб, слабость сильная, еще он будет стараться спрятаться в темное место, и не захочет есть, силой заставляй, слышишь? Джаред, может, тебе помощь прислать? Я могу Женевьев отправить к вам, он же не посмеет откусить ей руку, если она захочет его накормить, он ведь джентльмен?
Джаред почти успокоился, но после такой длинной речи так заинтересовался, откуда Джефф все это знает, что не обратил внимания на предложение о помощи, проигнорировал, спросил сразу:
– Откуда ты столько знаешь про них?
Джефф фыркнул:
– Он не первый феллис в нашей конторе. Когда я сам работал на оперативной службе, у меня был напарник. Ты не поверишь, Джаред...
– Феллис?
Джаред растерянно моргнул, и покосился на кровать, где ровно в центре, под одеялом трясся Дженсен.
Голос Джеффа Моргана прозвучал немного устало, и отстраненно:
– Это длинная история. Как-нибудь в следующий раз. Звони, если будут вопросы, что знаю, расскажу. Ты… береги его. Просто сейчас ему нужна твоя поддержка. Не уходи, даже если будет гнать. Хорошо?
– Хорошо, – не сразу ответил Джаред, подавленный печалью в голосе шефа. Он отключил связь, и некоторое время смотрел на Дженсена.
Вот, оказывается, как. Скорее всего, у Джеффа был напарник, в те времена, когда Джаред малолетним сопливым мальчишкой бегал в школу, и, судя по всему, он напарника своего потерял. Можно было порыться в архиве, и узнать подробности, но Джаред знал, что не сделает этого, страшно было и неловко, и больно – и нет, он своего кота – не потеряет. Не уйдет, ни за что, будет терпеть все капризы, и выполнять все желания, что в его силах, и немного больше.
***
– Не хочу, – сипел Дженсен, отворачиваясь от стакана с лекарством, – уйди. Ненавижу! Ссссвали, ччеловеччишшшко, оссставь меня, дай ссспокойно умереть, нет, не буду, нет!
Через полчаса, вытаскивая Дженсена из шкафа, Джаред выслушивал злобное:
– Там так хорошо, уютно, темно! Оставь меня тут! Не хочу в спальню. Шшшшто бы ты понимал, убирайся уже, уходи!
Приходилось и ночью его караулить, обессилевший, удрать далеко он не мог, но сползал на пол и норовил забиться под кровать, что ему пару раз удалось, ножки у кровати были высокие, и пол прохладный, конечно, хорошо, Джаред, вытаскивая оттуда Дженсена за ногу, почти сочувствуя ему. Кот лягался и орал слабым голосом:
– Уйди уже, дай мне подохнуть спокойно! Ненавижу тебя, чудовище! Когда уже ты оставишь меня в покое!
Колотил слабыми руками по груди, и только то, что бил ладонями, не собирал пальцы в кулак - воскрешало в Джареде слабую надежду – что на самом деле он нужен коту. Иногда закрадывалось подозрение, что Дженсен не настолько и слаб, просто не хочет сопротивляться в полную силу, боится ему, Джареду, навредить.
Но все равно кот заметно ослабел, похудел, еще бы не похудеть, каждый прием пищи превращался в войну, в результате которой все вокруг – пол, кровать, белье, даже стены – все было заплевано едой, которую пытался впихнуть Джаред в болящего. Оба были взмокшие, злые, грязные, а съедено от силы ложки две каши, или полстакана бульона.
Но Джаред попыток своих – накормить – не прекращал, иной раз мелькало в голове – связать и впихнуть еду, но сразу идею откидывал – не простит, Дженсен не простит такое, и он сам себе не простит – просто надеялся, что скоро все пройдет, Джефф говорил – несколько дней. Прошло всего три дня – Джареду казалось – три года, он так скучал по своему Дженсену! Он даже скучал по Дженсену под кошачьей мятой, а что, секс был охренительный, но вот этот – больной – был просто истеричной, невыносимой, злобной сукой, нет, Джаред любил и такого, но скучал по «своему» Дженсену.
Свой – спокойный, уверенный, саркастичный, всегда сам по себе, сам в себе, дистанцирующийся всегда и везде, кроме постели – такой любящий, и понимающий, и любимый до слез, господи, как Джаред скучал по нему! Ему казалось иногда, что все, не выдержит, не сможет больше слушать злые, высказанные горячечным шепотом обвинения, отпустит, перестанет прижимать к себе, успокаивать, перестанет слушать, допускать до сердца обидные, жестокие слова, тычки, сопротивление – просто уйдет, ну хоть ненадолго, подышать, выйдет из этой ставшей невыносимо душной квартиры. Один раз почти не выдержал – выскочил вон из спальни, Дженсен смеялся вслед – торжествующе, еле еле, но смеялся и шептал – вот, правильно, давно бы так, достал, ненавижу! Выбежал из квартиры, хлопнув дверью – и все, далеко не смог уйти. Привалился спиной к двери, закрыл глаза, слушая, как быстро-быстро стучит сердце, и представлял – как Дженсен сползает с кровати, притихший, и добирается кое-как до тумбочки, берет неверной рукой стакан, пытается выпить, а рука трясется, и вода расплескивается, и стакан подает, а Дженсен, обессиленный, сидит, и молча смотрит, как катится стакан, и, кажется, плачет.
Джаред влетел обратно, как швырнуло его неведомой силой, ворвался в спальню, упал рядом с Дженсеном, коленями в лужу, обнял, и взмолился, сам чуть не плача:
– Прости, прости-прости-прости пожалуйста, сейчас… Дам тебе воды, я знаю, что ты сильный, такие как ты не умеют болеть, не умеют просить, ненавидят себя за слабость, не надо, это всего лишь болезнь, она уйдет. Не мучай себя, можешь ненавидеть меня, если хочешь, ладно? Не плачь, не смей плакать, я никогда не уйду больше. Прости.
Дженсен ожил в его объятиях, вздохнул рвано, и, не глядя на него, сказал нетвердым голосом:
– О, черт. Я думал, уже избавился от тебя. Ты снова здесь?
– Да, – радостно подтвердил Джаред, не удержался, и поцеловал Дженсена куда дотянулся, получилось в ухо, – здесь. Ты не сможешь меня больше выгнать.
Ему удалось, почти без уговоров, заставить Дженсена встать, снять белье, переодеться, удалось уложить его, и даже, о чудо, заставить съесть пару ложек каши. Потом Дженсен заснул, и не просыпался так долго, что Джаред забеспокоился, но удержался от звонка Джеффу. Не хотелось тревожить шефа, чтобы не будить его воспоминаний, к тому же Джареду показалось, что сон этот – целительный. Дженсен спал тихо-тихо, не метался, не стонал, не трясся в лихорадке. Джаред решил покараулить его, прилег рядом, и незаметно заснул.
А утром проснулся с щекочущим ощущением – кто-то смотрит, открыл глаза и встретился взглядом с Дженсеном. Закутанный по самые глаза в одеяло – Дженсен лежал на боку, и смотрел на него, может, уже давно – так ярко и живо блестели его глаза, и такая растерянность и смущение, и радость – все вместе – вспыхнули в них, что Джаред, млея, понял – вернулся. Его Дженсен – вернулся, наконец, выздоровел!
Восторженно выдохнул:
– Дженс…
И прижал его к себе, срывая дурацкое одеяло, целуя беспорядочно, в губы, в нос, в глаза, жалуясь:
– Наконец! Ну ты и сука, Дженсен, довел меня… Довел до ручки, не болей больше, ладно? А впрочем нет, болей, я буду больше ценить то, что есть, но не часто, пожалуйста, да? Как ты?
Дженсен ответил на последний вопрос, весь лучась смущенной и извиняющейся – и радостной улыбкой:
– Нормально. Есть хочу. Семга?
– О, черт… Я не… Я схожу!
– А что есть?
Но Джаред уже загорелся, рвался бежать:
– Я сейчас! Я принесу!
– Подожди, – с неожиданной силой Дженсен прижал Джареда к кровати, оказавшись вдруг сверху, улыбнулся на этот раз с каким-то голодным оскалом, понизил голос, – не спеши. Я скучал. Ммммр?
И потерся об Джареда так непередаваемо возбуждающе, с таким нетерпением, что Джаред сразу забыл о рыбе, и вообще обо всем, ликование переполняло его, он схватил и прижал к себе Дженсена, отвечая поцелуями – да, да, да, конечно да! Я тоже скучал, я тоже люблю, и хочу, да, прямо сейчас! И страшно рад, что ты вернулся.